— В эту сторону проезд закрыт, парень. Поселок на карантине.
— Все… все так плохо? — спрашивает Шэй.
— Очень плохо. Оно прошлось по всей деревне. — Шэй бледнеет. — Мне жаль, девочка, — говорит охранник. — Если хотите вернуться тем же путем, вам придется поспешить, или окажетесь в ловушке. Зона карантина расширяется.
— Давай вернемся, — предлагает Кай. — Поедем со мной в Ньюкасл.
«Да! Давайте поедем в Ньюкасл!»
Но Шэй качает головой.
— Не могу. Там мой дом; я должна увидеть, что происходит.
Кай спорит с ней; я тоже. Но она игнорирует меня. Упорная, но боится. Боится, что, если будет настаивать на своем, Кай уедет без нее, и она больше с ним не увидится. Он не может слышать ее мыслей и, кроме того, никогда этого не сделает.
— Я должна убедиться сама, — твердит Шэй.
— Это смертный приговор, — возражает охранник.
Шэй щурится, качает головой.
— Не для нас. У нас иммунитет.
— А пропуска у вас есть?
Шэй отрицательно качает головой; Кай достает свой пропуск. Охранник берет его, читает, записывает имя Кая, возвращает ему документ и поворачивается к Шэй.
— У меня нет пропуска, но есть иммунитет, как и у него. — Она делает легкое ударение на слове «иммунитет», и Кай приподнимает брови. Почему она не скажет, что выжила?
— Как тебя зовут и откуда ты?
— Шэй Макаллистер. Я живу неподалеку, на той стороне Киллина. Через озеро.
— То есть внутри карантинной зоны — Он записывает ее имя. — Твоего устного заявления о наличие иммунитета достаточно для входа в зону, но назад ты так не выйдешь. Придется предъявить пропуск.
Он открывает заграждение, и Кай толкает байк вперед. Шэй в нерешительности стоит на месте.
«Не делай этого! Что, если войти ты сможешь, а выйти — нет? Ты застрянешь в окружении больных и умирающих, пока все не умрут, как я».
Она дрожит и делает шаг вперед…
2
ШЭЙ
У меня не укладывается в голове.
Киллин на карантине?
Кай медленно въезжает в город. На улицах и тротуарах никого; по дороге не движутся автомобили. Солнце сверкает на заснеженных вершинах гор; мы едем через мост и слышим, как всегда, музыку водопада. Если не считать шума его струй, вокруг — тишина. В такой весенний солнечный денек городок выглядит именно так, каким он представлен на открытках, но на мосту нет туристов с камерами, мешающих движению.
Это город-призрак, и чем дальше мы проезжаем, тем сильнее сжимается от ужаса мое сердце.
Когда мы въезжаем на главную улицу, я вижу, что в небе висят клубы дыма. В верхнем окне одного из домов вроде бы замечаю испуганное лицо, но когда оглядываюсь, там уже никого нет.
Дым поднимается над парком. Подъехав ближе, трогаю Кая за плечо, чтобы притормозил; там установлены палатки.
— Остановись, — прошу я, хотя мне хочется побыстрее уехать, оставить это место и никогда не возвращаться. Я боюсь того, что мы увидим.
Замедлив ход, он останавливается, я слезаю с байка и принимаюсь стаскивать шлем.
— Что дальше? — спрашивает Кай.
— Мне надо сходить туда. Посмотреть, что к чему. — На меня накатывают волны ужаса, страха и боли — как неумолимый прибой, разрушающий берег; они терзают меня, испытывают мою решимость.
— Ты уверена, Шэй? Если там что-нибудь похожее на Ньюкасл… Ладно. Ты достаточно окрепла? Ты едва оправилась от болезни. И потеряла маму. Ты не обязана этого делать.
— Нет, обязана. Я должна посмотреть, не смогу ли чем помочь, — возражаю я. Хотя мне с трудом даются эти слова, я уверена, что должна так поступить, должна узнать, что здесь происходило, пока меня не было.
В течение всего периода нашей жизни в Киллине мне постоянно хотелось вернуться в Лондон, но сейчас я вдруг ощутила, что внутри что-то сдвинулось, и осознала свою принадлежность этому месту. Это мой дом. Я поворачиваюсь к Каю.
— Тебе не нужно идти со мной. Подожди здесь, если хочешь.
Он отрицательно качает головой и решительно берет меня за руку.
— Куда ты, туда и я.
Мы идем к воротам парка, хотя на самом деле их больше нет. Колонны исчезли, и скоро мы видим почему: нас догоняет армейский грузовик. Мы сходим с дороги, и он проезжает в разрыв забора, который оказался бы слишком узким, если бы колонны стояли на месте. Сразу за бывшими воротами появляется солдат в биозащитном костюме; он коротко переговаривает с водителем, одетым точно так же. Грузовик катит дальше, а солдат поворачивается к нам.