Один из основателей геополитики американский стратег Альфред Тайер Мэхэн утверждал, что могущество государства обеспечивается «морской силой». В отличие от Ратцеля и Челлена, он выдвинул идею преимущества морской державы над континентальной. «Морская сила» государства, по Мэхэну, — это наличие военного флота, торгового флота и военно–морских баз. Флот обеспечивает коммуникации с другими странами, процветание торговли и стратегическую защищенность страны. Морская стихия всегда была агрессивной средой для человечества, и тот, кто ее покорял, управлял морями и океанами мира — тот обретал мировое господство, обеспечивал себе планетарную судьбу. Даже при условии сухопутной оккупации такого морского государства, с стратегической точки зрения, — это ничего не дает. Временно оккупировали территорию, но не государство, которое заключено во флоте и существует, по сути, на воде. Как дальше воевать сухопутному государству в агрессивной среде? Ведь это война на морских просторах. На этом стратегическое продвижение сухопутного государства без поддержки сильного флота заканчивается.
В истории есть отличный пример, когда в 452 году гунны Аттилы вторглись в провинцию Венетия и Истрия, столицей которой был прибрежный город Аквилея (второй Рим). Многие жители просто покинули город на судах и поселились на островах, находившихся в лагуне, где и была основана Венеция. Пока воинственные племена варваров нападали на города материка, жители Венеции научились жить на воде и строить дома на сваях. Географическая изоляция первых венецианцев уберегла их от катаклизмов, сотрясающих Итальянский полуостров. А префект короля остготов Теодориха, Кассиодор, писал жителям Венеции:
«Ибо живёте вы подобно птицам морским, дома ваши рассредоточены, словно Киклады, по водной глади».
В силу вышенаписанного становится понятным, что первостепенная стратегическая задача в геополитическом влиянии — это подрыв боеспособности флота или его полное уничтожение. И соответственно, уничтожение морских офицеров, инженеров, флотоводцев. Революции 1917 года в России и 1789 года во Франции характерны тем, что обе страны были главными противниками основной морской державы — Великобритании.
Революционеры, захватившие власть во Франции после революции 1789 года, начали точно так же очень быстро уничтожать свой флот и своих флотских офицеров. Уже через несколько лет революции флот Франции пришел в страшный упадок. В революционном 1789 году беспорядки охватили все места стоянок французского флота: Гавр, Шербур, Брест, Рошфор, Тулон. А первой жертвой был самый выдающийся флагман французского флота. Пройдет чуть более десяти лет, и восстанавливающий военную мощь Франции Наполеон будет легко громить противников на суше и терпеть поражение на море.
Французский флот распадался на глазах. Итогом стали ситуации, когда один британский корабль, вступая в бой с тремя французскими, выходил из него победителем, чего раньше просто не могло быть. Почему? Потому что морской бой того времени — это сочетание знаний и смелости. И если смелость у революционных моряков еще присутствовала, то необходимых знаний не было. Морские офицеры уходили с флота, не в силах совладать с анархией и беспорядками, либо гибли от рук подонков. В апреле 1791 года в революционном парламенте был проведен декрет о преобразовании флота: упразднялись существовавшие до того корпуса морских офицеров. Опытных морских волков отправляли на берег, при том, что заменять их было некем. Революции не нужны флотские офицеры. Революции не нужны ученые.
История циклична — пройдет совсем немного времени, и наследники Французской революции, уже в Российской империи под другими знаменами и во имя других идей, бросят бомбу под ноги императору Александру II. Но сначала царя остановит британская эскадра в борьбе за Константинополь. На начало 1878 года военные усилия России были триумфальны: армия Османской империи была фактически разбита, деморализована — осталось взять Константинополь. Однако британская эскадра Средиземного моря под командованием адмирала Джеффри Горнби в составе четырех броненосцев и одного парохода вошла через пролив Дарданеллы в Мраморное море и остановилась на расстоянии не более полутора часов хода. Британия демонстрировала свою готовность к военному вмешательству в завершающийся русско–турецкий конфликт. Хотя в таком составе она не представляла в оперативном отношении сколько–нибудь значительной военной силы, а у России были все военные и дипломатические возможности для установления своих позиций на Босфоре и в Дарданеллах, правительство царя Александра II избрало другой путь, ведущий к стратегическому поражению — изнурительные переговоры в поисках приемлемого для Англии компромисса.