Сладко зевнув, она спросила:
– Куда вам?..
– А до Тюмени, – проговорил Павел, просовывая в окошечко рубли. – На самый, что ни на есть, ближайший…
Ближайшим оказался фирменный скорый, и проходил он как раз через полчаса. Вскоре Павел уже блаженно растянулся на влажных простынях. В купе, кроме него, никого не было. И вообще славненько. Если поменьше из купе выходить, так и просквозишь невидимкой до родного города. Правда, в Тайге к Павлу подселили женщину с маленьким ребенком, но она проспала до полудня следующего дня, а потом Павел пересказал ей все свои запасы охотничьих рассказов, процентов на девяносто вымышленных, то и дело восторгаясь красотами Байкала, по берегам которого, якобы, бродил аж полтора месяца.
Когда поезд подполз к вокзалу родного города, женщина спала, умаявшаяся за столь долгий день, прикорнув на полке рядом с ребенком. Павел осторожно взял рюкзак и бесшумно выскользнул из купе. Проводница не обратила на него внимания, занятая проверкой билетов новых пассажиров.
Отойдя подальше от вокзала, Павел поймал такси, и вскоре входил в свой двор, пройдя через двор соседа. За время его отсутствия здесь ничего не изменилось, разве что помидоры вымахали по пояс и буйно цвели. Поливавшая огород Анна Сергеевна, бросила шланг, заохала, запричитала:
– Ой, Паша, я тебя и ждать уже перестала… Сейчас ужин приготовлю… – и торопливо засеменила к дому.
Павел прошел вслед за ней в дом, устало опустил рюкзак на пол в прихожке, Анна Сергеевна суетилась на кухне. Поняв, что это надолго, он разделся до трусов, и, прихватив полотенце, вышел во двор. Бочка оказалась полной воды, которая нагрелась на солнце до самого приятного состояния. Павел стоял под душем, пока не вытекла вся вода. Обтеревшись, посидел в шезлонге, пока Анна Сергеевна не позвала ужинать.
На столе была и картошечка, и огурчики, и помидорчики, еще из прошлогодних запасов, и любимая Павлом ветчина. Графинчик малиновки играл рубиновым блеском. Сообразив, что шапка-невидимка будет действовать до тех пор, пока он не вылезет в город, Павел достал из рюкзака непочатую флягу настойки, налил рюмки, поднял свою, сказал:
– За мое возвращение, и чтобы вся эта хренатень поскорее кончилась…
Выпив, Анна Сергеевна проговорила:
– Что это, Паша? Неужели коньяк?
– Да нет, Анна Сергевна, это лучше коньяка… – усмехнулся Павел, прилаживая на тоненький кусочек хлеба, толстенный шмат ветчины.
Так и сидели они, в вечерней тишине, попивая малиновку, иллюстрируя многочисленные анекдоты о теще и тесте.
Всю ночь он проспал спокойно. Видимо чувство опасности настолько притупилось, что его уже не будили звуки мотора на улице и пьяные вопли. Не спеша, позавтракав, он прошел через двор соседа, и отправился к Димычу. Дежурный, перекинувшись парой слов по телефону с Димычем, беспрепятственно пропустил.
Лишь только Павел вошел в кабинет, Димыч ринулся ему навстречу с криком:
– Здорово, старатель! Ну как, нашел?
Похлопав Димыча по спине, Павел проворчал:
– Экие нежности… Нашел, конечно…
Он прошел к столу, на ходу доставая из кармана пакетик с алмазами. Сел на стул, высыпал алмазы на стол. Димыч осторожно поворошил кучку пальцем, проговорил задумчиво:
– Ну вот, и замкнулся один круг твоей жизни. Возможно, самый широкий…
– Да нет, Димыч, не круг… Знаешь? Знак бесконечности… Восьмерка, положенная на бок? Вот я и прошел по обеим петлям. А алмазы – место перехлеста петель… Димыч, ты вот что, скажи поскорее; нашел ты Валерию?
– Нашел, конечно… Неделю искал, как сквозь землю провалилась, пока не додумался заглянуть на ту квартирку, где вы так романтично укрывались от бандитов…
– Ну?! – и тут Павел, будто в ослепляющей вспышке, все понял, и содрогнулся от лютой тоски и омерзения.
– А вот те и загну!.. – Димыч откровенно заржал. – Не похищал ее никто! По твоей роже вижу, ты сам уже все понял… – Димыч согнал с физиономии дурацкую ухмылку, сочувственно проговорил: – Романтическая и благородная душа ты, Паша… Подробностями-то поинтересуешься?..
– Ну, давай, подробности… – без энтузиазма обронил Павел.
– Мне ее даже и колоть не пришлось, она сама все выложила, как только я ей объяснил, что Герка Шнифт вовсе не самый главный авторитет, а шестерка при Степаныче. Всем Степаныч заправляет, и ей ничего не достанется, кроме пули в затылок…
– Погоди, Димыч, ты давай по порядку. С чего началось?
– А началось с того, что Валерия обратила внимание на чуть заметные дырочки, наколотые под буквами в своей библии…
– Ну да, видел я ту Библию… – протянул Павел. – Издана в Сан-Франциско в двадцатом году…
– Вот именно… А поскольку она большая любительница детективов, то быстренько выловила послание своего прадеда. Первое, что она сделала, это пошла искать самого большого авторитета в нашем городе, а напоролась на Герку Шнифта. Он ей умело впарил, что он, как раз, и есть самый большой авторитет. Она закрутила с ним бешеный роман, умело влюбила в себя, но вот беда, Герку надолго не хватает. Но ей и не нужно было, надолго. Лишь бы он ее от Комаревского прикрыл. После чего пошла к Комаревскому, с Библией, дура… Он ее, естественно, вульгарно кинул. Хорошо хоть не хлопнул. Практично оставил до проверки сообщения. А тут еще, один бывший мент из его окружения, подтвердил, что в нашем городе имела место история с алмазами из неизвестного месторождения. Тебя, как носителя информации, Комаревский тут же решил устранить, и послал группу по указанным в Библии координатам. И, пока она там крутилась, тут за тобой бегали киллеры. Валерия сообразила, что Комаревский ее не оставит в покое, и все рассказала Герке, а тот Степанычу. А Степаныч порылся в своей обширной памяти, и вспомнил, что к нему как-то приходил человек, и рассказывал про неизвестное властям месторождение алмазов. Но во времена совдепии, наладить тайную добычу алмазов, было совершенно невозможно. А в наше время – запросто! Но Степаныч-то практичнее Комаревского. Он для начала приказал выкрасть из архива все дела, где твое имя фигурирует, и пока шла проверка достоверности, приказал тебя охранять. Вокруг тебя та-акая война кипела! А тем временем группа Комаревского ни с чем из тайги вернулась. И тут роли переменились. Степаныч уже знал, что ему от тебя надо, а Комаревскому требовалось узнать, почему Степаныч к тебе прицепился? – Димыч замолчал, задумчиво вороша алмазы указательным пальцем.
Павел уныло проговорил:
– Хорошо хоть Валерия оказалась не мелкой шлюхой, которой все равно под кого за сотню лечь, что под паровоз, что под Герку… Все равно противно… Мне-то что делать?
– Да-а, Паша, ты та-акой жирный кусок, из та-аких зубастых пастей выдернул… – медленно выговорил Димыч.
– Эт, уж точно… Мне теперь придется вырыть на огороде блиндаж, купить пулемет, миномет, и несколько ящиков противопехотных мин… Слушай, Димыч, а если вокруг всего этого шум поднять? Может, отцепятся?..
Димыч несколько минут молча отделял из кучки самые крупные камни, откатывая их в сторону пальцем. Наконец спросил:
– А ты в тайге, много чего наворотил?
Павел конфузливо пожал плечами:
– Да всего штук пятнадцать завалил…
– Ну-у, Паша!.. А говорил – средней жестокости и кровавости… Тут уже тянет не на среднюю жестокость… Ты хоть карабин не привез?
– Нет, конечно… Он же засветился от мушки, до приклада. На прикладе, с одной стороны, зубы отпечатались во всех подробностях, на другой – височная кость. На дне Енисея лежит карабинчик, а жаль, надежный был, и бил метко…
– А бойцы Комаревского и Степаныча столкнулись на трубке?
– Похоже, что столкнулись… – протянул Павел раздумчиво. – Но на трубке взяли верх Степанычевы бойцы. Они потом с та-аким азартом за мной гонялись! Хотя, я им сразу дал понять, что голыми руками меня в тайге не возьмешь. Я ж в первый же день вертолет сбил…
Димыч расхохотался, протянул:
– Ну-у, Паша, тебя одного в Чечню отправить – и можно больше ни о чем не беспокоиться…
– Хотя, похоже, что сбил я вертолет Комаревского… – раздумчиво протянул Павел.
– Почему так думаешь?
– А потому, что последний маячок, от которого я избавился, был Степанычев…
Димыч проговорил раздумчиво: