Он установил раскрытую книгу на подлокотнике кресла, чтобы удобнее было делать выписки.
«Вэл говорит, что Vita — это Жизнь, психологическая и физическая личность человека. Фладд пишет: жизнь, личность, внешность и детство. Lucrum — то, чем человек владеет, деньги, карьера, говорит Вэл; у Фладда — собственность, богатства и дом (но Вэл настаивает еще и на началах; первые шаги; как ты распорядишься тем, что тебе дано в Vita). Fratres, по словам Вэл, это не просто братья и сестры, это вообще касается семейных отношений и любых возможных видов общения; более того, дружба относится сюда же; фактически, все твое окружение. Фладд пишет, — Пирс потерял нужное место в книге, пришлось искать, — братья и сестры, дружба, вера и Церковь, поездки».
Н-да, может быть, и не настолько тесно сходятся, как ему показалось. Каким образом поездки подпали под Fratres? В описании Фладда «путешествия» значились гораздо дальше по списку, под Pietas, в девятом доме. А может, есть разница между «поездками» и «путешествиями»? Mors, восьмой дом, по мнению Вэл, не есть просто смерть, здесь имеется в виду возможность увидеть жизнь с точки зрения более широкой, космической перспективы. В изложении Фладда здесь значились «смерть, труды, печали, наследственные болезни, последние годы». В целом описание Вэл было, ну, скажем, приятней, чем у мага семнадцатого века, более оптимистическим, здесь всякая трудность, всякое препятствие расценивалось как свидетельство роста и борьбы за переход на более высокий уровень.
Но почему же все-таки домам присущи именно эти свойства, а не какие-то другие? И почему они расположены именно в этом порядке? Вэл была вполне в состоянии объяснить их как строгую последовательность, как общее движение от детских, а затем и взрослых, но по-прежнему чисто личностных забот через социализацию и создание семьи к космическому сознанию, этакий роман в двенадцати частях: но Пирс не совсем об этом ее спрашивал. Расположи любые двенадцать понятий в некой последовательности, и этот ряд можно будет вполне логично истолковать, особенно эдаким вот эзотерическим, апагогическим способом; но это не будет означать возможности их объяснить. Вот он и задал Вэл в «Дырке от пончика» пару вопросов. Почему Смерть расположена на восьмом месте, а не на последнем? Почему восьмой по счету, а не седьмой и не девятой? И неужели Lucrum заслуживает места сразу после Vita? И почему этот ряд из двенадцати понятий заканчивается не величайшим прорывом и не безнадежной беспросветностью, а Carcer, Темницей?
Бо Брахман сидел и слушал, как они разговаривают, и на лице у него играла хитрая полуулыбка, как если бы он знал куда больше, чем они, — но молчал, покуда Пирс задавал вопросы, а Вэл формулировала понятия, посмеиваясь время от времени над собственной непривычкой к логическому мышлению.
— Carcer, — сказала Вэл, — ну, в общем, скорбь, понимаете? А еще боязнь, ограниченность; но, понимаете, это все относится к личной судьбе человека и к его возможности это осознать.
— Что осознать?
— Что его личная судьба на этот раз завершена, что настало время от нее отказаться и выбраться из нее — через посредство смерти — и воссоединиться с космосом. В этом смысле — понимание происходящего. — Она взглянула на Бо: — Я правильно говорю?
Но Бо ничего ей на это не ответил и только улыбнулся в ответ. Пирсу стало казаться, что это вовсе и не улыбка, что у него просто такая форма рта: губы, чуть искривленные, как у сатира. И что эта его улыбка так и остается на уровне губ, не глубже, и не достигает ни сердца, ни глаз.
Так, а что там у Фладда насчет этого последнего дома? «Скрытые враги, предатели, ревнивцы, недобрые мысли, большие животные».
Что еще за большие животные?
На Пирса вдруг снизошло озарение. Оно взорвалось у него в мозгу, как древесная почка, и тут же начало выбрасывать лепестки, раскрываясь, как цветок в ускоренной съемке в научно-популярном фильме, — даже раньше, чем Пирс успел схватиться за карандаш.
«Построить книгу в соответствии с двенадцатью домами гороскопа, — писал он, — каждый дом — глава или часть. Где-нибудь по дороге рассказать историю о том, откуда взялись эти двенадцать домов и как меняли смысл с течением времени, но не сразу, а оставить на попозже; и пусть читатель ломает голову: Vita? Lucrum? Что творится, и т. д.».