«Какой интересный подход» - подумал я, а старику сказал:
- Ради любимой пожертвовали своими желаниями, своим будущим…
- Да что ты! Нет. Не знал я своего будущего без нее. Ради Софьи я на все готов был, а уж на такой пустяк… Какие уж там желания? С ней жизнь прожить – вот желание мое каково было. Никогда мы порознь не были, поругались-помирились, мягкая она была, душевная. Бывало, в порыве сердитом хотел я сказать ей слово гадкое, а со временем понял, что думать надо прежде. Прежде, чем сказать дурное человеку, спроси себя сначала: «А лучше ли будет? Сроднюсь ли я с ним еще ближе, коли скажу?» Если нет, тогда и язык прикусить надобно. Часто мы беседы по вечерам водили, как дети уснут. И до того с ней сладко было, как теплым солнцем согретый! И стара стала, а все та же – расчешет гребнем волосы поседевшие, потом соберет их, брошку наденет - любила она брошки, платок цветной на плечи накинет и выходит на крыльцо, сидит, вяжет дотемна. И ни слова бранного, ни косого взгляда никогда не видел я у нее. Все «Гришенька, Гришенька…», «Не голодный ли ты?», «Не замерз ли ты?», «Отдохни, не усердствуй…» Заботлива была очень. В последнее время часто мы с ней на крыльце по вечерам сидели, закатом любовались. А как руки замерзнут, так возьмемся за руки и греем друг друга. Молодежь, бывало, пройдет, глянут на нас и смехом заливаются, мол, старики, а все туда же. А мы и вторили им, тоже улыбались над собой.
- И как вы обосновались здесь уже своей отдельной семьей?
- От колхоза дом этот дали. Я стал работать в сельской больнице. Софьюшка почтальоном была. Так и работали всегда. Потом дети стали рождаться… Обычное дело. Как все жили, так и мы.
- Сейчас вот наоборот - все больше людей не хотят быть как все, хотят отличаться, быть особенными. Некоторые даже готовы закон переступить для этого… А вы сознательно хотели быть как все.
- А что плохого в этом? Оно, знаешь ли, не просто так все. Не просто так люди из поколения в поколение живут по одному сценарию. В этом, значит, есть что-то. Что-то разумное. Значит, людям так удобно. Предки наши, наверно, в свое время тоже по-всякому жить пробовали, а выбрали всего один такой вот уклад. Работать да детей рожать – многим по душе. Все разные, это да. И в моей жизни встречались те, кто против порядку, все по-своему делали. Одни ребятишек не рожали, не хотели, а только все по миру катались. У другого работа по тем меркам негодная была, а ему нравилась. Они, значит, другие, им надо другое. Общее не подходит им, вот они и ищут. Не могут все люди одинаковыми быть.
- Тяжело вам было четверых детей прокормить?
- По-разному бывало. То вроде ничего, хватает всего, а порой не знаешь как на хлеб наскребсти. Туговато было временами. Но ничего, мы носы не вешали, а работали. Труд, кстати говоря, он хорошая вещь. За работой некогда скучать, да и дурным мыслям в голове нет места, когда работаешь. Любил я это дело. Но детей одно время почти не видел. Они не обижались на меня за это и что хуже одеты, чем другие ребята, все понимали, такие малые были, а смышленые. Дружная у нас семья, любовь друг к другу была. Знаешь… Вообще, когда любишь, то есть смысл. Смысл всего, для чего жить. И ни времени не жаль, ни сил. Когда любишь, не замечаешь этого. Жаловаться на жизнь я не привык, не думаю, что она меня чем-то обидела. Жалость к себе – дурное дело, гиблое. Сколько таких у нас по деревне ходит, спиваются люди. А отчего? Нет работы? Да, работать нынче негде у нас, но не в этом дело. Жена не гожа или дети глупые? Нет же. Не от этого люди гибнут, а от жалости к себе, от нее-злодейки. Нельзя себя жалеть, как один раз слабину дашь – так и все, считай, пропал человек, были плохи его дела, а станут еще хуже.
Впервые я встретил человека, говорившего много без остановки и слова которого были полны смысла и мудрости. Обычно болтуны несут чушь, много лишнего, непонятного и неприятного. Но старик был болтуном другим. Кажется, он мог бы говорить от рассвета и до заката, позабыв про завтрак, обед и ужин, и лишь изредка прерываясь, чтобы посмотреть в поле. Вот и сейчас он замолчал и устремил свой взгляд далеко за горизонт.