Егоров ходил от развала к развалу: смотрел, выбирал, приценивался. В один из солнечных морозных дней он купил сразу три книги! И, ведь, взял мастеров американской фантастики и мистики.
С покупками сразу побежал в универ, чтобы успеть к третьей паре - все равно народу будет не много: 'Методика преподавания истории' - кому она нужна?
Успел. Кинул пальто в гардероб.
- Номерок возьмите! - донеслось вслед.
- Блин, спасибо, забыл.
Взбежал на второй этаж - там уже сидели девчонки-сокурсницы, почти все приезжие, как и он. Раскрыл сумку, достал три тома, блеснувших целлулоидом:
- Смотрите, на развале взял.
- А что это?
- Да, какой-то Саймак, - он открыл книгу, прочитал первую попавшуюся фразу: 'На спине грифона сидела Диана в кожаном костюме. Ее красно-золотые волосы разметались в пылу битвы, в ее руках сверкал боевой топор, испачканный красной кровью и чем-то черным, что вытекало из злобной твари, убитой Дунканом'.
- О, про кровь, классно! - сказал Егоров, порхая страницами и вдыхая запах свежей типографской краски. Подобных строк он никогда не встречал в книгах, что приятно удивило.
- Так, 'Изгоняющий дьявола' - ну это кино я смотрел. И 'Тень власти'.
- Да! - сказала Наталья, городская девчонка. - Кровь, значит, любишь?
- Ну, интересно же! - ответил Егоров, не отрываясь от нарисованных дракона, каких-то двух зеленых уродцев подле пня, и мужика с секирой - главного героя.
Послышался шум за дверями аудитории, около которой сидели Егоров со товарищи. Вышли пять-шесть человек со скучными лицами. У двоих широко открывались рты для полноценного зевка.
- Правильно, что не пошли, - сказал Коля из Пензы.
- Мы знаем, - гордо ответила Наталья, и толкнула Егорова локтем. - Обедать пойдем?
- Ел уже, - ответил он, и отвернулся.
- А почему без меня? - ее очки сверкнули отблеском неоновой лампы.
- У меня с тобой аппетит портится, - ответил он чуть тише, в надежде, что она его не услышит из-за людского шума.
- Чего говоришь?
- Да я говорю, аппетита нет совсем - что-то с погодой не то!
- А, ну-ну.
Он знал, что нравится ей, но виду не подавал: старался не реагировать на провокационные вопросы, случайные взгляды или прикосновения, которые и делались-то неумело. Он таких не любил - худых в очках, чересчур заумных - с ними всегда пусто, даже когда кругом полно народа. Другое дело - Катька, наполовину казашка, наполовину русская: смугловатая кожа, большая грудь, темные полные губы, жизнерадостная. Но у нее, якобы, кто-то был, а заниматься 'чужими' девушками у Егорова не было охоты - он уже однажды нарвался на своего.
Сейчас, главное - вот эта покупка, бесценная вещь из трех предметов с книжного развала.
Он вернулся, когда уже стемнело. Выложив книги на стол, стал переодеваться.
- Как ты все это домой потащишь? - спросил равнодушно Леха, с которым он снимал квартиру.
- Ты понесешь, - ответил Егоров.
- С чего это?
- А кто читает все, что я приношу?
- И что?
- И ничего: читаешь - неси.
- Ладно, что там новенького?
- Сам посмотри - мне еще жрать готовить.
Пока Леха молча перелистывал пестрые тома, Егоров накидал грязной картошки в кастрюлю, прихватил консервы и пошел на кухню - сейчас очень хотелось ушицы из скумбрии.
Желание побаловать себя 'литературными' кушаньями с каждым днем усиливало отвращение к обычной человеческой пище. И само собой решилось - денег на еду, кроме хлеба, не тратить. Но Егоров был никудышным 'кулинаром', поэтому в его дорожной сумке огромной кучей набилась 'фантастика' вперемешку с 'историей', а, случайно купленная, 'мистика' придавила 'философию'.
Он все больше походил на волка, однажды вкусившего человеческую плоть: раз попробовав, невозможно остановиться, пока не нагрянут охотники и не перебьют всю волчью семью. Детский книжный голод, сидевший внутри до сих пор, заглушался, когда перед глазами возникали золотые тисненные буквы на корешках толстенных фолиантов полного собрания кого-бы то ни было. Яркие, болезненные воспоминания всеобщего безкнижия заставляли делать в горячке бесконечные покупки, а настойчивый голос внутри всё нашептывал: 'Бери, пока есть - скоро опять ничего не будет'.