К тому времени, как он прислоняет свои губы к моему уху, я забываю, о чем мы вообще разговаривали.
- Значит ли это, что мы собираемся… Что? – спрашивает он. – Мне хочется услышать, как ты говоришь это.
- Это значит, что мы будем трахаться? – шепчу я.
Он снова включает воду и, не торопясь, ополаскивает мои волосы.
- Скажи это еще раз, грязная девочка.
- Трахнуться, - шепчу я. – Ты собираешься трахнуть меня?
- Готова ли ты для меня? – он выключает воду и кладет ручную насадку обратно.
- Более чем готова, - отвечаю я ему. Кажется, моя киска между ног, пульсирует, соглашаясь со мной.
Он рычит мне на ухо, его руки продвигаются от моих плеч к груди, настолько медленно лаская меня, как будто им больше нечего потрогать. Мои соски твердеют в ответ на его прикосновения, и возбуждение струится сквозь меня.
Я слегка стону. Я так скучала по ощущениям его рук на своем теле.
- Твой первый раз… Не должен произойти с кем-то, кто годится тебе в отцы, - говорит он.
Как он может чувствовать вину за то, что трахнет меня после того, как я сама практически бросилась на него?
- Значит, ты хочешь, чтобы кто-то моего возраста научил меня всему?
Он зажимает мои соски между пальцами, посылая небольшую боль с последующим возбуждением сквозь меня. Я издаю низкий стон, когда он грубо говорит мне на ухо.
- Никто, кроме меня, не прикоснется к тебе. Никогда.
- Ты же говорил, что…
Он скользит рукой между моих ног, его пальцы сразу же находят мой клитор, и он сжимает его так же, как он щипал мои соски минуту назад. Я громко кричу, но потом он начинает гладить меня, и я чувствую, что таю.
- Если ты переспишь со мной, ты станешь полностью моей, маленькая девочка, - заявляет он. – Этот клитор будет моим. Поняла?
- Да, сэр, - шепчу я, выгибая бедра, чтобы заставить его прикоснуться ко мне. Я страдаю от того, как сильно желаю его. Я хочу, чтобы его пальцы были внутри меня.
Хочу, чтобы он был внутри меня.
Он недолго дразнит меня, прежде чем засовывает пальцы глубоко в мою киску. Они с легкостью скользят в меня, потому что я настолько влажная для него, что это ощущается даже в воде.
- Эта тугая, мокрая маленькая киска принадлежит мне, - говорит он. – Понятно?
- Да, сэр, - я задыхаюсь, когда он трахает меня пальцами, кончиками гладя прямо то самое местечко внутри меня, которое он, кажется, нашел без какого-либо труда. Его другая рука сжимает мою грудь, он прижимает меня к ванне, а его щека близко к моей. Его пальцы растягивают меня, двигаясь внутрь и наружу, до тех пор пока мое дыхание не становится прерывистым.
- Сэр, - бормочет он. – Почему мне так сильно нравится, когда ты называешь меня так?
- Потому что ты грязный старикашка, - дразню его я.
В ответ он сильно прижимает кончики пальцев к тому местечку внутри меня и гладит там, пока я не начинаю задыхаться.
- Если это твой способ… помучить меня за то, что я болтаю… тогда ты совершенно не отговариваешь меня от того, чтобы быть… болтушкой, если ты понимаешь, о чем я.
Его низкий голос звучит рядом с моим ухом.
- Это мой способ извиниться за то, что я был мудаком.
Я стону громче, когда он гладит меня.
- Продолжай извиняться.
- Моя, - рычит он. – Моя навсегда. Ты поняла?
- Твоя, - шепчу я. Слово переходит в стон, и я повторяю его снова и снова, пока он подводит меня к краю. Мои бедра, кажется, двигаются по собственной воле, когда я трахаю его руку.
После этого больше нет слов. Никто из нас ничего не говорит. Он лишь ласкает меня до тех пор, пока я почти что дохожу до пика, мое дыхание становится рваным, а тело вялым, податливым и готовым на все, чего бы он ни попросил от меня.
Затем он перестает гладить меня, оставляя мою киску пульсировать вокруг своих пальцев.
- Это были мои извинения, - говорит он. – А это твое наказание за то, что ты ходила на вечеринку и вела себя как маленький ребенок.
Он вытягивает пальцы из меня, оставляя мою киску пустой и желающей. Я в разочаровании хнычу, когда он вынимает пробку из ванной.
- Я не вела себя как ребенок, - протестую я.
Он держит пушистое полотенце.
- Вылезай из ванны, хулиганка, - приказывает он, улыбаясь уголком рта.
- Тебе следует быть добрее ко мне, - говорю я ему. – У меня похмелье.
- Ох, я буду очень добр к тебе, - обещает он, заворачивая меня в полотенце и плотно прижимая к себе.
- Очень-очень?
- Очень-очень, - говорит он, подхватывая меня, завернутую в полотенце, на руки. Он несет меня в спальню и укладывает на кровать.