Мне удалось увидеть отца лишь в двенадцатом часу утра; только тут я узнал, что мое опоздание его встревожило.
— Разве ты мало занят в связи со встречей со Сталиным и другими делами, чтобы волноваться еще из-за моего опоздания?
— Что же случилось? Мы запросили Палестину…
Дело в том, что первоначально Эйзенхауэр собирался совершить двухдневную экскурсию по Палестине, и лишь после отъезда отца решил вместо этого отправиться в Луксор.
— Прости меня, папа. Если бы мы имели возможность связаться с вами по радио…
— И особенно после того, как англичане рассказали нам о судьбе людей, совершающих вынужденные посадки в Аравии, — добавил он.
Я спросил у отца, не занят ли он и не следует ли мне сейчас убраться.
— У меня нет никаких дел, только несколько писем из Вашингтона, ответил он. — Посиди со мной.
Мы находились в его гостиной — простой, удобной, хорошо обставленной комнате на первом этаже. Окна ее выходили на территорию посольства с ее живописными цветущими садами. Я сел на кушетку рядом с отцом. Несмотря на усталость от долгого ночного полета, я был возбужден и очень хотел узнать, как обстоят дела. Встреча, над организацией которой отец свыше года работал в это тяжелое, кровавое время, теперь должна была состояться.
— Какой он, папа? Или ты его еще не видел?
— Дядю Джо? Как же, я видел его. В субботу я хотел пригласить его на обед, но он ответил, что очень устал. Вчера под вечер, когда я приехал сюда, он зашел ко мне.
— Прямо сюда?
Отец рассмеялся.
— Маршал сидел вот здесь, на этой кушетке, Эллиот, как раз на том месте, где сейчас сидишь ты.
— А премьер-министр?
— На первый раз были только я и Дядя Джо. Ну и его переводчик Павлов, разумеется.
Я спросил отца, не присутствовал ли при этом и эксперт государственного департамента по русским делам Чарльз Болен.
— Знаешь, — улыбнулся отец, — мне советовали пригласить его. Но я рассудил, что Сталин воспримет отсутствие нашего переводчика как свидетельство того, что я доверяю ему и не питаю никаких подозрений. И к тому же, по существу говоря, это намного упрощает дело и экономит время.
Я кивнул в знак согласия. Это было действительно правильное решение, даже если бы Сталин и относился к англичанам и американцам без всяких подозрений. Оно должно было создать неофициальную, не стесненную дипломатическим этикетом атмосферу дружбы и сердечного союза.
— О чем вы говорили? — спросил я. — Или это государственная тайна?
— Вовсе нет, — возразил отец. — Разговор проходил большей частью в таком духе: «Как вам понравилось ваше помещение?», «Я вам очень благодарен за то, что вы предоставили мне этот дом», «Что нового на Восточном фронте?» (Кстати, оттуда поступают прекрасные новости. Сталин очень доволен; он надеется, что еще до того, как мы отсюда разъедемся, Красная Армия перейдет границу Польши.) В общем, вот такой разговор. У меня и не было особенного желания сразу же приступить к делу.
— Прощупывали друг друга, так что ли?
Отец нахмурился:
— Я бы выразился не так.
— Я пошутил, — поправился я.
— Мы знакомились друг с другом, выясняли, что мы за люди.
— Что же он за человек?
— Как тебе сказать… У него густой низкий голос, он говорит неспеша, кажется очень уверенным в себе, нетороплив — в общем, производит сильное впечатление.
— Он тебе понравился?
Отец решительно кивнул головой.
Сталин пробыл у него всего несколько минут, затем явился с официальным визитом министр иностранных дел Молотов, а в 4 часа состоялось первое пленарное заседание «Большой тройки». Англичане снова были представлены лучше всех. У них было восемь делегатов во главе, разумеется, с Черчиллем. Американских представителей было семеро: отец, Гопкинс, Леги, Кинг, генерал-майор Дин (наш военный атташе в Москве), капитан Ройал и Болен; в меньшинстве оказались русские: Сталин, Молотов, Ворошилов, один секретарь и переводчик Сталина Павлов.
— Сталину показали наш план операции «Оверлорд», — сказал отец с улыбкой. — Он взглянул на него, задал один-два вопроса и затем прямо спросил: «Когда?»
Я заметил, что это заседание было, вероятно, очень интересным, и спросил, где были в это время Маршалл и Арнольд. Оказалось, что они перепутали программу дня и предприняли поездку на машине по Тегерану.
— Я уверен, что мы со Сталиным поладим, — сказал отец. — В ближайшие дни будет ликвидировано немало недоразумений и подозрений прошлого, надеюсь, раз и навсегда. Что же касается Дяди Джо и Уинстона…