Аля до смерти запугала меня, что если я не буду играть по их правилам, то Боров вызовет меня к себе. И я боялась, тряслась, плакала в подушку ночами в своей комнатушке метр на метр на цокольном этаже.
А сегодня внутри что-то щелкнуло, надломилось и сломалось. Окончательно.
Я не боюсь больше Алмаза, я не боюсь Борова.
Они из одного теста… Мужчины, которые пользуются женщинами. Которым чужды эмоции, какая-либо эмпатия. И если мне уготовано пасть от его руки, то пусть так и будет.
Один уже выкинул меня на улицу, обманул, глядя в глаза. Обещал отпустить, но лишь сломал крылья, пустив по ветру, зная, что взлететь я уже не смогу.
Что сделает этот Боров, когда ломать уже нечего? Добьет?
Пускай.
— Ты дура! — она закрывает лицо руками, — Ты не понимаешь о чем говоришь. Он же… Он будет жестко тебя брать, везде и во все дырки. Он не оставит на тебе живого места, накажет, прихлопнет как букашку. Ты должна выйти на танцпол, Александра. Потому что если ты этого не сделаешь, то он повторит все мучения со мной. Я умоляю тебя… Я не хочу больше.
Аля срывается, так и не убирая ладони с лица, протяжно стонет, пуская слезы. Впервые вижу эту сильную и стервозную девушку в таком состоянии. Она в отчаянии. Глубоком и беспросветном.
— Он трогал тебя… Уже?
— Трогал? — усмехается, ловя кончиком языка соленую влагу, — Саш, так не трогают. Так зверь разрывает кусок свежего мяса на части. Он… — она прикрывает рот, — Я не должна говорить.
— Если я выйду, то меня также там будут раздирать на части. Взглядом, — беру клочки ткани, которые должна надеть на себя, кручу у своего лица.
— Саш, взглядом не так страшно, поверь. Я понимаю, что ты другая. Ты не из нашего мира, но… — она шмыгает носом, — Думаешь я радуюсь такой жизни?
— Тогда почему ты здесь? Тебя тоже вот так отдали?
— Нет, я сама пришла.
— Зачем?
— Ты не поймешь, Саш, — усмехается, пряча свои глаза.
— Поделись, — я аккуратно протягиваю руку вперед и накрываю ей ладонь девушки, — Я хочу понять, почему вы это делаете. Унижаетесь так.
— Мой бывший муж, — она хрипит, — Отобрал моего сына. И чтобы победить эту гниль и вернуть моего мальчика себе, мне нужны большие деньги на адвокатов, очень большие. Кто мне будет платить такие бабки, если у меня образование девять классов? Правильно! Только шлюхам столько платят. Элитным шлюхам.
— Ты спишь с клиентами? — закусываю нижнюю губу. Конечно, она спит.
— Раньше да, сейчас только с одним. Он… Любит что ли меня. Не женится никогда, у него жена, трое деток, — она саркастически смеется, — А приходит каждый день ко мне и любит… Так, как нравится ему. И так, как нельзя с женой.
— Я не могу поверить…
— Саш, ты юная и наивная. Я тоже такой была, когда влюбилась в монстра. А сейчас уже три года живу лишь одной мечтой — это увидеть сына. Я не видела его все это время, не слышала голос. Я не знаю, чем он занимается, что любит. Помнит ли он вообще меня… Поэтому не подводи меня, надень костюм и иди на танцпол.
Девушка хлопает меня по коленке, идет к двери.
— У тебя пять минут, Сань. Не заставляй меня идти на крайние меры. Я не поступлюсь, даже несмотря на то, что хорошо к тебе отношусь.
Она подмигивает и захлопывает дверь за собой. Подпрыгиваю на месте от громкого хлопка, внутри снова что-то отмирает. Натягиваю черные матовые колготки на ноги и выключаю эмоции.
Они мне сегодня больше не нужны.
Глава 21. Алмаз
— Михаль, — тяну сигарету, восседая на балконе люкс номера. Время пять утра, Лазурный берег еще проснулся, а я вот глаз сомкнуть не могу. И так уже несколько дней, сна нет, а мысли все заняты куклой.
Да, отпустил. Собственноручно. И нахуй разорвал себя на куски. Потому что все это неправильно, эта девчонка была создана для меня, сомнений в этом нет. И меня кроет от того, что ее нет рядом.
Оборачиваюсь назад, смотря через застекленную лоджию, как жена мирно спит, не подозревая даже о том, что я сбегаю из ее постели каждую ночь. Сбегаю, чтобы думать о другой.
Мы слишком мало времени были вместе с куклой, а по ощущениям, что я выдрал с корнем лет десять.
— Алмаз, блядь, — мне не нужно видеть лучшего друга, чтобы ощущать волны его агрессии. Любой разговор о Саше вызывает у него раздражение. Все просто, она угроза. Угроза потерять все, а самое главное потерять покровительство Хамзатовича. Михаль повернут на деньгах, особенно после неудачного брака… Он стал ненавидеть женский пол, и единственное, что ему нужно — это бабки.