— Поверь, — замолкаю, вспоминая, как резко и безжалостно Алмаз ворвался в мое девственное тело, — Я смогу за себя постоять. Он сейчас хочет видеть меня?
— Да, — она начинает скулить по второму кругу. Я целую ее в макушку, прося успокоится, кидаю взгляд, обещая ей, что все будет хорошо. И выхожу из кухни, направляясь в логово зверя.
Поднимаюсь по винтовой лестнице в самый верх клуба, прямо под купол. Я ни разу тут не была, но видимо пришло мое время. Наверху меня встречает охрана, пистолеты наставлены прямо в мою сторону, мужики пробегаются взглядом, по рации уточняя, можно ли меня пропустить.
С ними лучше лишний раз не заводить разговор. Поэтому я молча стою и жду. Через минуту они расступаются, но перед огромной дверью из красного дуба все же тормозят меня.
— Инструктаж, — тот, что постарше встает передо мной, обыскивая, шаря по телу, — Первой не говорить, стоять на месте, если босс не попросил тебя подойти. Предметы в кабинете руками не трогать, голос не повышать. Самой не выходить из кабинета, пока тебя не заберут. Ясно? Кивни, если поняла.
Киваю.
— И ножки не забудь раздвинуть, если тебя на стол уложат, — тот, что помладше скалит зубы, думая что его шутка удалась. Но никто кроме него не смеется, поэтому он быстро замолкает.
Я дослушиваю главного, он заканчивает свой досмотр и открывается передо мной дверь, за которой темнота.
Я только в эту секунду начинаю волноватся, еле шевеля ногами, захожу внутрь, пытаясь унять дрожь по всему телу. Выходит скверно.
За мной закрывается дверь, я прирастаю к полу, не смея пошевелиться. Да и нельзя. Я должна стоять на месте, играть с судьбой совсем не хочется.
Проходит минут пять, но я никого внутри разглядеть не могу. И никто не спешит со мной разговаривать.
Пока дверь, что напротив, не открываюсь. Оттуда валят клубы пара, они тут же обжигают кожу, долетая за секунду до меня. Вижу высокую, темную фигуру, что выходит из этой дымовой завесы, словно я пришла посмотреть на шоу.
Вокруг бедер мужчины обвязано черное махровое полотенце, оно еле держится на огромной фигуре. И я теперь понимаю, почему у хозяина прозвище Боров.
Лицо разглядеть не могу, вижу только массивную грудь, где до пупа свисает вниз толстая золотая цепочка с крестом. На руках перстни.
И все. Больше ничего не видно.
— Александра, — я вздрагиваю, когда голос из недр утробно рычит, — Два шага вперед.
Не смею ослушаться, делаю ровно так, как он мне велит.
— Умница. Послушная.
И вот наконец он выходит из тени, и луч от лампы падает на его лицо, заставляя меня еле удержаться от того, чтобы не закричать от страха.
Оно все исполосовано уродливыми толстыми, кривыми шрамами.
Глава 23.
— Знаешь, почему ты здесь? — он наклоняет голову вбок, пробегаясь быстрым взглядом, а потом незаинтересованно отводит глаза, словно увиденное его не особо впечатлило.
— Смею предположить, что тот старый жирный ублюдок, — замолкаю, так как Боров вопросительно вздергивает бровь, когда ругательства срываются с моего рта. Да, внешность у меня миловидная, и такое извержение негатива точно не свойственно мне, только от той Саши, которой я была пару месяцев назад почти ничего не осталось. Высекли, выжгли, убили, — Тот клиент пожаловался на меня. Но я хотела бы сразу вступить в защиту себя, он не имел права касаться меня, по правилам клуба…
Я не успеваю закончить предложение, мужчина вскидывает руку вверх, останавливая меня. Дышу с перебоями, грудная клетка ходит то вниз, то вверх, сердце скачет, приподнимая мои еле заметные груди.
— Слишком много слов, Александра.
Киваю, потому что говорить мне больше нечего. Суть я выложила, а что еще сказать? Что ненавижу его, его блядский клуб, таких мужчин, Алмаза, Михаля… Всех их.
Но кому же нужна моя ненависть, она лишь сидит внутри меня, пожирая каждый уголок моего тела, а им то все равно. У них жизнь продолжается.
Поэтому и сказать мне ему нечего.
Боров обходит свой стол, садится в крупное кожаное кресло, откидывая голову назад и прикрывая глаза. Молчит, а я не двигаюсь. Не положено.
— Саша, — вновь зовет меня, — Так ты знаешь, почему ты здесь?
Хочется досадно простонать от его игр. Для чего задавать вопросы, ведь прекрасно видит, что мне тяжело. Но мучает. Ему нравится подпитываться моим страхом.
И Алмазу нравилось.
— Не знаю.
Отвечаю коротко, без дополнений. Чтобы он вновь не устал от моего трепа.