Хлоп!
У меня словно вынули все кости из тела. Теряя сознание, я просто осела на землю.
Наконец-то ничего не болит.
***
Бух-бух.
От монотонного размеренного звука у меня жутко болела голова.
Бух-бух.
Я лежала на чем-то твердом и жутко неудобном, не имея ни грамма сил, чтобы изменить положение тела или даже просто осмотреться.
Бух-бух.
А еще, словно песком засыпали, у меня жгло глаза и першило в горле. И холод… Простуда?
Бух-бух.
И тут я вспомнила, где могла простыть. Вспомнила все и сразу и даже сумела открыть воспаленные глаза.
Бух-бух.
Я лежала в больничной палате настолько типичной, какими могут быть только они. Лежала на спине, а потому некоторое время, приходя в себя, просто рассматривала белый потолок с одним единственным тусклым магическим светильником. За окном была ночь, а в углу в кресле спала совсем молоденькая медсестра.
Бух-бух.
Мои руки были разведены в стороны и зафиксированы ремнями, в вены введены иглы с каплями-накопителями на концах. Капли тускло сверкали, то вспыхивая, то почти угасая. Пульсируя в такт со странным звуком.
Бух-бух.
Пульсируя в такт с биением моего сердца.
Бух-бух.
А затем я заметила, как тянутся к накопителям тонкие нити Жизни. Тянутся от точно таких же иголок, торчащих из вен мужчин, лежавших на больничных кроватях по обе стороны от меня.
Бух-бух.
Бух-бух.
Бух-бух.
– Я умерла, верно? – спросила одними губами, уже зная ответ.
Нельзя поделиться жизнью с живым – он и так полон ею. И с умирающим нельзя – тело не примет то, от чего решило отказаться. Жизнь можно влить только в пустой сосуд, предварительно его починив. Если успеешь до того, как уйдет душа. Если решишься связать свою жизнь с другим существом, зная, что если он умрет, в тот же миг погибнешь и ты. Зная, что если ничего не получится, твоя душа просто растворится в великом НИЧТО, потеряв посмертие.
Бух-бух.
Бух-бух.
Бух-бух.
Я закрыла глаза, по щекам потекли горячие слезы. Правда была в том, что я бы на подобное не решилась. Даже ради Берза.
Бух-бух.
А теперь у нас была одна жизнь/нежизнь на троих. Пока не убьют одного из нас, ведь вампиры не стареют. Пока мы не сойдем с ума, ежеминутно зная желания, чувства, мысли друг друга. Пока в унисон бьются сердца.
Бух-бух.
Впрочем... я ведь научилась закрываться? Научилась управлять своими мыслями и даже воспоминаниями, изо всех сил стараясь не пускать на занятиях мастера Дгавима дальше, чем мне хотелось бы.
Возможно, этого будет достаточно?
Бух-бух.
Сил одного лишь Берза или Орутена не хватило бы, чтобы вернуть меня. Я понимала, что засомневайся хоть один из них лишь на миг, меня бы уже не было. Заслужила ли я посмертие своей жизнью? Достаточно ли деяний совершила, чтобы обо мне помнили после смерти?
Бух-бух.
Все понятно, когда слились жизнью двое живых. Но вампир? Нам придется пить кровь? Или, наоборот, теперь Орутен сможет обходиться без ее живильных сил?
Тут же пришло осознание, что мертвое не может породить живое – у меня никогда не будет детей. Никогда… Я еще не могла понять этого, ведь не думала раньше о своих детях. Но внутри поселилась капелька серной кислоты, мерно разъедающая все вокруг. Виновата в произошедшем была только я сама.
Стоила ли погоня за убийцей таких жертв?
Будь они прокляты! Что такого мог узнать Арерате, что к нему подослали убийцу? Почему он не рассказал мне об этом?
– Шати?
Я повернула лицо на звук и посмотрела на проснувшегося Берза. Глаза в глаза. Но они у мужчины больше не были серыми, грозовыми, способными метать молнии. Словно выцвели.
«Прости меня, – кричала душа. – Прости!» А горло было сжато спазмом и слезами.
Он ничего не говорил, только смотрел. Я ничего не могла прочесть по его лицу.
Проснулась медсестра. С причитаниями начала проверять наши показатели, а потом побежала за доктором. Я была в каком-то спасительном ступоре, остро ощущая даже после отключения приборов, как в унисон бьются наши сердца.
Бух-бух.
А раньше у вампира билось сердце?
Вялую и апатичную, меня завернули в большое одеяло и увезли домой. Думала, бросят на кровать и забудут. Думала, будут ругаться. Накажут? Но Берз улегся под стенку. Забросив руку, прижал меня к груди. Орутен, морщась и вздрагивая, словно ему очень больно, аккуратно лег рядом, положив голову мне на живот.
Ни один из нас не спал.
Бух-бух.
Я хотела вдохнуть поглубже и сказать… что-то, но получился всхлип. Из глаз снова покатились слезы, но мне не становилось легче. Тело била дрожь, было одновременно и безумно холодно, и дико жарко. Хотелось есть и тошнило. А еще хотелось кричать от боли и рушить все вокруг от ярости. Хотелось секса, но еще больше обычного человеческого тепла…