— Мальчик мой.. — старушка пыталась унять свой дрожащий голос. По ее морщинистому лицу текли слёзы, которые она тут же вытирала рукавом серого кардигана. — Марк, сынок, как ты? — Мария Герасимовна накрыла своей ладонью руку парня.
Марк ничего не отвечал и продолжал вглядываться в лицо женщины. Лицо Марка было худым, с впавшимися щеками, кожа под глазами была настолько тонкой и бледной, что сквозь неё просвечивали вены, и отдавали синевой под глазами. Но несмотря на это, его сложно было назвать не привлекательным, в силу делительного пребывания в коме его тело начало истрачивать все ресурсы и все это отражалось на его худобе и блёклости лица. Уверена, что в прошлом, до аварии Марк разбил не одно женское сердце. Он был поразительно похож на брата, его отличали только светлые волосы, родинка на щеке, но его глаза были такими же серыми, как у Адама.
Я стояла возле двери, не решаясь подойди ближе, и наблюдала за всей этого картиной. Адам стоял недалеко от кровати, будто его приковали к полу невидимыми цепям. Его напряженное тело и сжатые кулаки говорили о том, как сильно он сосредоточен и взволнован.
Я аккуратно приблизилась к нему, и немного поглаживая, положила руку на его спину. Он повернулся и посмотрел на меня. Я чуть заметно кивнула в сторону больничной койки и приподняла уголок рта, пытаясь улыбнуться.
— Марк, ты помнишь меня? — Мария Герасимовна все пыталась достучаться до больного.
Парень молчал и лишь едва заметно кивнул. Затем он перевёл взгляд на Мэта и задержался на Адаме. Адам подошёл ближе к брату, но все так же молчал.
— Мы все очень переживали за тебя, брат, — Мэт нарушил гробовую тишину.
— Извините… — в палату вошла молодая и щупленькая девушка в белом халате и в чепчике на голове. — Время вашего визита закончилось. Больному нужно отдохнуть.
— Я останусь, — Мария Герасимовна вскочила со стола, словно ужаленная. — Ему нужен уход. Я останусь.
Медицинская сестра коротко кивнула и подошла к кровати Марка, поменять бутылки от капельниц.
Домой мы приехали ранним утром. Солнце только встало и солнечные лучи начали пробиваться сквозь окна. Войдя в кухню, я налила стакан воды и присела на стул. Усталость давала о себе знать, безумно болела голова и хотелось поскорее лечь в кровать. Ночь выдалась эмоционально тяжелой, я продолжала прокручивать произошедшее в голове пока меня не отвлек звук медленных и приглушенных шагов. Из узкого дверного проема кухни я смогла увидеть знакомую фигуру Адама, поднимающего по лестнице на второй этаж. Я последовала за ним. Войдя в комнату, я услышала шум проливающейся воды. На кровати лежала его футболка, долго не думая, я скинула с себя всю одежду и натянула серую ткань. Глубоко вдохнув его запах, я расстелила кровать и забралась под теплое одеяло.
Адам проходит вглубь комнаты в одном полотенце на бёдрах. Я провожаю его взглядом, не решаясь начать диалог.
— Почему ты ничего не сказал ему? — я подбираю колени под себя, закусываю губу и пытаюсь подобрать нужные слова. — Я имею ввиду, Марк был бы рад услышать твой голос.
Парень подошёл к комоду, выдвинул верхний ящик. Полотенце небрежно упало на пол, оголяя кожу его ягодиц. Надев боксёры, Адам повернулся ко мне, прошелся по моему лицу уставшим взглядом, затем посмотрел на наручные часы и наконец ответил мне:
— Потому что я не знал, что ему сказать, Марта.
Я села на кровать, ощущая голыми ступнями холодный ламинат. По моему телу невольно пробежали мурашки. Я медленно подошла к нему и обвила холодными руками его горячую спину.
— Тебе тяжело, я знаю. Больно видеть родного человека в таком состоянии, но все наладилось. Твой брат очнулся и все будет как раньше…
— Ничего не будет как раньше. — Адам повернулся ко мне, перехватив мои запястья руками. — В тот момент, когда я увидел его в сознании, я вспомнил ту аварию, слова врачей о том, что он никогда не будет ходить… Я не смог ему ничего сказать, потому что, черт возьми, я не могу ему ничем помочь, — руки Адама бессильно упали вдоль туловища, он был сломлен и я чувствовала, как он нуждается во мне. — Ему 18 лет и он до конца жизни будет прикован к коляске. Я нанял лучших врачей мира, но этого было недостаточно, — его глаза метались из стороны в сторону, грудь прерывисто вздымалась. Эта боль в его глазах отдавалась мне в самое сердце, я умирала вместе с ним. — Я знаю его, пройдёт время и он заявит мне, что ему не нужна такая жизнь. Он не захочет быть обузой. Ты бы видела его раньше, Марта, так как горели его глаза, не горят ни у кого. Он мечтал все попробовать в этой жизни и я давал ему это, все потому что у нас ничего не было в детстве.