— Я думаю, что тебе нужно поговорить с ним… — тихий голос подруги вырывает меня из моих мыслей.
— Что?
— Я имею ввиду, что та рыжая девушка могла солгать тебе. Просто что-то не складывается: по твоим словам Адам так рьяно искал тебя, четко решил забрать тебя с Эмином, хотя не догадывался, что это его сын. А потом резко переобулся? Нет, быть не может. Он, конечно, тот еще засранец, но его чувства к тебе — самая сильная и неизменная вещь.
— Нет, Линда, ты не понимаешь. У него будет ребенок, и я не хочу обрекать его на жизнь без отца.
— А своего сына ты на это не обрекаешь? Ты не Мать Тереза, черт тебя побери! Хоть когда-нибудь подумай не о других, а о себе. Если Адам так сильно любит тебя, то сама мысль о том, что у него есть от тебя ребенок, просто перевернет его мир.
— Это не правильно.
— Да плевать на мораль. И если я не ошибаюсь, во всем, что с тобой произошло, виноват только он и никто другой. Я бы на твоем месте послала бы далеко и подальше его невесту и вцепилась в него мертвой хваткой. Но ты же само милосердие. Вечная защитница побитых и обиженных жизнью, — подруга шумно выдыхает и нервно закусывает щеку изнутри. — Ты постоянно бежишь от него, а он вечно тебя находит. Может пора остановится?
Я молчу. За окном показываются до боли знакомые картины, и волнение во мне начинает набирать обороты, усиливая сердцебиение.
— Уверена, что хочешь этого? Вы с Эмином не стесните нас.
— Перестань. У вас своя семья. Да и в конце концов, она моя мать.
Линда со своим мужем и дочкой живут в нашей маленькой квартирке. А все потому что ее богатый отец не принял возлюбленного подруги, аргументируя тем, что Давид — обычный сварщик. Отец Линды весьма богатый и деловой человек, и когда его дочь представила своего жениха, он в буквальном смысле поставил ультиматум: либо отцовские деньги, привычная роскошная жизнь, к которой так привыкла моя подруга, либо ее Давид, который был обычным рабочим и зарабатывал тридцать тысяч в месяц. Я думаю, что объяснять ничего не пришлось, ведь Линда уже год живет с любовью своей жизни и воспитывает маленькую дочку. Я не солгала, когда говорила, что Линда ни за что не изменит себе и своим чувствам. Такова ее натура.
Поэтому сейчас мы едем в мой родной город, к моей родной матери. Сказать, что я волнуюсь — значит ничего не сказать. Я вот уже второй час пытаюсь унять надоедливую дрожь в теле, но ничего не выходит. Я не видела маму почти три года: когда я поступила учиться, я была безмерно счастлива, что съеду от нее и ее нудных мужиков, но она моя мама, и несмотря на наши ссоры, я всегда буду ее любить, какая бы она не была.
Вхожу в знакомый подъезд и понимаю, что ничего не изменилось: все те же обшарпанные стены, с которых кусками падает штукатурка, разломанные ступени и железные перила, покрытые зеленой краской. Встаю напротив коричневой двери и смотрю на металлические цифры, обозначающие номер квартиры.
— Она полюбит тебя, — целую сына в носик и нажимаю на звонок.
Дверь распахивается, и на меня устремляются карие глаза. Знакомые морщинки в уголках глаз, отдающие теплом в самую душу, коричневатая кожа, розовые губы, сжатые в тонкую линию и темные каштановые волосы. Моя мама ни капли не изменилась, разве что сменила прическу.
— Здравствуй, мама…
— Вернулась… — ее глаза бегают по моему лицу и останавливаются на ребенке в моих руках. — Еще и в подоле принесла…
Внутри все обрывается. Хотя, казалось бы, куда еще? Я не ожидала от этой встречи ласковых объятий, нежных слов и улыбок, но чтобы так…будто ножом в сердце. Снова.
— Я вернулась домой, мам. Это твой внук — Эмин.
— Кто сказал, что тебя тут ждут?
— Разве это не мой дом?
— Твой дом там, где ты шаталась все это время.
— Мне нужна помощь, мам.
— Помощь? О какой помощи ты говоришь? Где ты была, когда я нуждалась в тебе? А? Не помнишь уже, как ты сбрасывала трубки, когда я звонила тебе?
В квартире слышится звук работающего телевизора и мужской голос, который отликает мою мать.
— Ты звонила мне только тогда, когда тебе нужны были деньги. И я тебе их давала! Ты хоть бы спросила, что со мной произошло, и где я была все это время!
— Я знаю где ты была! Лариска с 43 квартиры сказала, что видела тебя по телевизору со стариком. Вся такая намалёванная и в дорогом платье. О тебе весь подъезд говорит, что ты работаешь проституткой! Как мне было стыдно, ты об этом не подумала! Не подумала о том, что люди будут говорить обо мне! Позор-то какой! Что выгнал тебя, твой богатый мужик? Наигрался с тобой, шалашовкой! Не нужен ему твой ребенок, да? Прибежала сразу к матери побитая! То-то же! — лицо моей матери стало багровым, а глаза налились кровью. Из ее рта вылетали грязные слова, которые вновь и вновь больно били по сознанию.