- Почему?
- Потому, что мы будем жить долго и счастливо, деля радости и печали, и умрем в один день! - торжественно сказал Пругов.
- Тебе будет девяносто пять, а мне шестьдесят девять, - подхватила Надежда. - Нет, тебе будет сто пять, а мне семьдесят девять.
- Договорились!
…Надя смотрела на рыжее солнце, осторожно погружающееся в
Эгейское море и превращающее воду в расплавленное золото.
- Чего ты боишься? - спросил Пругов. - Чего "другого"? Или кого
"другого"? Шпиля?
Надя резко качнула головой и потянулась за сигаретами.
- Я боюсь…, - и замолчала.
Пругов не мешал ей, не торопил с ответом. Они закурили.
- Я боюсь…, - Надя вдруг решилась, махнула рукой: - А, все равно! Лучше сразу. Лучше сейчас, чтобы ты не подумал, что я… хочу тебе себя подсунуть, такую… с изъяном. Лучше, чтобы ты сначала узнал, а потом увидел, что у меня, - Надя положила руку на свой живот, - здесь. Я боюсь, что ты от меня откажешься, когда увидишь.
- И что там? Ты беременна, что ли?
- Нет, что ты! Просто, у меня там…
- Ну что у тебя там?
- Шрамы, - тихо сказала Надя, опустив глаза.
- Фу-у-у! - облегченно выдохнул Пругов. - Ну, ты меня напугала,
Надюша. И что такого? Шрамы! Да у меня полно шрамов. После аппендицита шрам, детских несколько. И не только на животе.
- Мужчин шрамы украшают, а женщин уродуют.
- Ты далеко не уродина. К тому же, твои шрамы буду видеть только я. Между прочим, часть твоих шрамов, которые у тебя на виске, я уже видел. Они не повергли меня в шок, и не вызвали отвращения.
- Это другие шрамы.
- Хорошо, - вздохнул Пругов и решительно встал.
- Куда?
- Осматривать шрамы, естественно.
- Я боюсь…
- Пошли немедленно. Я уже вторые сутки сгораю от нетерпения увидеть твой животик!
- Идем. - Надя смущенно, но счастливо улыбнулась.
Уйти немедленно им не дал Вова Коваленко, грузно плюхнувшийся в кресло рядом с Надеждой, так, что чуть не отломал подлокотники.
- Олегыч! Вот ты где прячешься! В русском ресторане! А че не в отеле? Там же все схвачено и за все заплачено. Турецко-европейская жрачка задолбала, да? Пельменей захотелось? Я сюда тоже пельмешков отведать пришел…Представь меня барышне. Че сидишь, как мумие?
Али не рад моему появлению?
- Знакомься, Надя. Это Владимир Коваленко, мой сосед по этажу.
- Надя? Русская? Твоя землячка, небось?
"А ведь я даже не знаю, в каком городе она живет", - подумал Пругов.
- Да, мы с Андрюшей живем в одном городе, - улыбнулась Надя и посмотрела на Пругова, словно ждала его поддержки.
- Более того, - поддержал он ее, - в одном доме. Под одной крышей, так сказать.
- А здесь встретились совершенно случайно, ага? - весело спросил
Вован. - Бывает. Выпьем водочки, а, Олегыч?
- Нет, Володя, спасибо. Мы уже собрались уходить, - Ответила за
Пругова Надежда.
- Понимаю, понимаю. Не дурак…Да, Олегыч! Завтра я планирую в
Стамбул махнуть по делам фирмы. Не желаете компанию составить?
Вставшая было Надежда, снова опустилась в кресло.
- А вы в котором часу хотите выехать? - заинтересованно спросила она у Коваленко.
- Зови меня Вованом, Надюха. Без церемоний. Путь до Стамбула не близок, больше пятисот верст. Встану пораньше, часов в шесть, и ту-ту. - Вова вытащил из кармана ключ от автомобиля. - О! "Пежо" взял напрокат. А то, махнем, Олегыч? Ты ж в Стамбуле не бывал. А мне в дороге веселее будет. И сменишь за рулем, когда устану. А?
Пругов посмотрел на Надежду и прочел в ее глазах желание ехать в
Стамбул.
- И денег с тебя брать не буду, - уговаривал Пругова Вован. - А в
Стамбуле базар почище, чем в Измире будет. И товаров в Стамбуле навалом. Я там одного торгаша знаю. Не одного, ясное дело, но тот, про которого говорю - считай, друг мой. Правда, ухо с ним востро держать надо. Я привык, и ситуацию контролирую. А че? Решишь прибарахлиться, я помогу. Оденем и обуем и тебя и Надюху твою. На родину с ног до головы в кожу одетые вернетесь!
- Мы бы прокатились с тобой, Володя…, - начал Пругов.
- Так и поехали!
- …но мы с Надюшей решили завтра в аэропорту Измира билеты обменять и улететь первым же рейсом. Дела неотложные возникли.
- Говно вопрос! Улетите из Стамбула. В Стамбульском аэропорту билеты поменяете. Жалко обратно мне придется одному ехать. Но хоть в один конец вместе. Ну, че?
- А поехали! - весело согласился Пругов.
- А молодец! - обрадовался Вован. - За это надо водочки жахнуть.
- Завтра за руль, - напомнил Пругов.
- А мы по чуть-чуть.
- Я буду коньяк! - Надя была довольна решением Пругова ехать.
- Выключи ночник, - тихо попросила Надежда, выйдя из душа и нерешительно остановившись на пороге комнаты. Белое банное полотенце, которым она опоясалась, пропустив его под мышками, так сексуально подчеркивало ее формы, что Пругов почувствовал, что у него отвисает челюсть.
- Э-э-э…, - невнятно замычал он, помахивая рукой в воздухе и пошевеливая пальцами, предлагая Надежде этим жестом то ли сбросить полотенце, то ли постоять так еще немного, дать ему вволю налюбоваться зрелищем.
- Выключи, пожалуйста, - повторила она еще тише.
- Ну, начинается! - капризно пожаловался на судьбу Пругов, но ночник послушно выключил.
Надя подошла к кровати и осторожно присела на край.
- Я боюсь, - прошептала она.
- Ты говорила, что ты жуткая трусиха, но еще ты говорила, что со мной тебе "ни на чуточку" не страшно. - Пругов осторожно вытащил завернутые концы полотенца у нее из-под мышек и, скинув его на пол, прижал трепещущую Надежду к себе. "Какая она мягкая и теплая", - подумал он.
- Я боюсь, что покажусь тебе холодной.
- Ты горячая. Мне даже кажется, что у тебя жар.
- Это из-за того, что я стояла под горячим душем. В ресторане я чуть-чуть замерзла и хотела согреться.
Пругов, обхватив Надю со спины, ласкал ее грудь и покрывал поцелуями шею и плечи.
- Постой. - Она попыталась высвободиться. - Я хочу сказать.
Прежде чем я стану твоей, я хочу объяснить, оправдаться.
Понимаешь…, все эти годы с мужем, я делала /это/ по обязанности.
Надо и все. Я так говорила себе, я настраивала себя на то, что надо потерпеть и скоро все закончится. Я не получала удовольствия и не стремилась его получить. И теперь я боюсь. Боюсь, что я себя испортила, что я не смогу так, как нужно. Что я… Господи, что я говорю?
Надежда повернулась к Пругову и…, они оба потеряли голову.
Страхи Надежды оказались напрасными. Страсть и желание победили комплексы. И не только Надины комплексы, Пругов начисто забыл о собственных сомнениях в мужской состоятельности, которые хоть и крайне редко, но все-таки иногда закрадывались в его душу. Такие сомнения есть у каждого мужчины, прочно шагнувшего в шестой десяток.
Теперь Пругов не думал о сомнениях, они просто перестали существовать. Он любил свою Надежду страстно, с сумасшедшим неистовством, и она отвечала ему той же страстью и тем же неистовством. Они не могли оторваться друг от друга даже для того, чтобы хоть немного отдохнуть. Они были двумя элементарными частицами, которые существовали где-то и как-то, гуляли по свету, летали в вакууме, подчиняясь закону броуновского движения, и даже не подозревали о существовании друг друга. Но вот они встретились, их неотвратимо потянуло друг к другу, и они слились в единое целое. И не было сил, способных разорвать эту связь.
Но забрезжил рассвет. Начиналось утро следующего дня. Нужно было подниматься.
- От этого умирают. - Надежда в изнеможении откинулась на подушку и сказала ласково: - Прикури мне сигарету, Андрюшенька. Покурим, и будем собираться в дорогу.
- Я не могу, - ответил Пругов, - я умер.
- Ты не можешь умереть, ведь я жива. Ты забыл? Мы умрем в один день.
- Ты тоже умерла, только ты об этом не знаешь.
- Да, ты прав, я умерла. Ха! А вот и нет, умела не я! Умерла та, что была до тебя. Теперь я - другая.