— Он игрок, Аннета. У него собственная игра, где мудрость шахмат слилась с карточным расчетом и азартом дуэлей. Так что война неизбежна. Поедем домой?
— Хотелось бы побыть здесь еще. — Аннета смотрела с надеждой. — В том числе, и ради тебя самого. Тут покой, и ты даже выглядишь иначе, расслабленно. Дома все будет иначе.
Там меня поджидал переполненный энциклопедиями, справочниками, географическими альманахами, статистическими выкладками, отчетами доверенных лиц и прочим кабинет, и все это требовало к себе немедленного внимания. Если повезет, освобожусь к середине ночи. Не получится, полюбуюсь встающим над солнцем морем, торопливо приласкаю жену, и высплюсь уже в седле. Отчетливо понимая — нельзя за короткий срок восполнить пробелы сразу во многих областях, я ничего поделать с собой не мог. Вместо этого посреди ужина вскакивал на ноги и бросался кабинет, молясь о том, чтобы внезапно посетившая мысль не улетучилась прежде, чем успею ее записать.
Для этой же цели рядом с моей постелью всегда находились чернильница и чистые бумажные листы. Изредка я взывал к небесам. Не для того, чтобы избавиться от этого безумия — просил их дать мне возможность не перегореть. Или вдруг измениться настолько, что апофения станет для меня не просто абстрактным понятием.
— Какие у тебя планы на время моего отсутствия?
— Скучать, и ждать твоего возвращения, какие они могут быть еще? Прогуляемся по набережной? — Аннета опередила меня с предложением.
— С удовольствием.
— Еще немного, и я начну его ненавидеть, — когда мы уже ехали в экипаже, сказала Аннета.
— Кого именно?
— Море, кого же еще? Иногда мне кажется, что ты любишь его больше меня.
— Выдумки! С морем нельзя целоваться. А еще оно не умеет как будто бы ненароком соблазнять.
— И в голову бы никогда не пришло.
— Скажи лучше, что не хочешь признаваться, вот и все. Антонио, останавливайся, и жди нашего возвращения, — приказал я извозчику. — Мы нескоро.
— А это еще зачем? — с интересом спросила Аннета, наблюдая за тем, как я снимаю изукрашенный позументами камзол и укладываю его на сиденье. На премьеру водевиля собралась вся городская знать, и пришлось соответствовать, но там, куда мы пойдем, он будет бросаться в глаза. Идея пришла ко мне неожиданно, а заезжать домой, чтобы переодеться я посчитал пустой тратой времени.
— После узнаешь. Кстати, где тут можно купить корзинку?
— А она-то тебе к чему?
— Не с пустыми же руками? Остается только надеяться, что корзинка найдется там, где и все остальное. Хотя подойдет и мешок. Да, не мешало бы оторвать с твоего платья шлейф. Определенно он будет тебе мешать.
— Еще чего! А затем его отрывать?
— Чтобы ты не падала через шаг.
— Даниэль сарр Клименсе, я требую от вас объяснений! — Аннета правильно выбрала тон, который обычно и предшествует дуэли.
— Все очень просто, леди Аннета. Видите огоньки вдалеке? Это костры. К ним-то мы и пойдем. Хочешь побывать на празднике?
Казалось бы, вот она набережная, где полно заведений на любой вкус и толщину кошелька. Но раз в год на пляже собирается разношерстная компания. От докеров, ремесленников, крестьян, и даже нищих, до дворян с длиннющей родословной в обществе обвешенных драгоценностями дам, купцов всевозможных гильдий, банкиров и профессуры местных университетов. Такого не было нигде, где мне только не удалось бывать, и даже слышать о чем-то подобном не приходилось.
— На праздник Вседозволения⁈ Хочу, очень хочу! Столько о нем слышала и ни разу не довелось!
— Почему? — я с интересом наблюдал за ее реакцией.
— Даниэль, ты вначале вдумайся — как этот праздник называется⁈ Приличные девушки без кавалеров на него не приходят. Да и кто бы меня туда отпустил даже с ними⁈ Как будто не знаешь, какая строгая у меня тетушка.