Мы, под одобрительные возгласы поставив корзинку в общую кучу возле импровизированного стола, нашли себе место на побелевшем от солнца и соли стволе принесенного волнами дерева.
— Даниэль, долго бы здесь пробудем? — Аннета с живым интересом разглядывала происходящее вокруг нас.
— Пока не надоест. Желаешь, можешь потанцевать.
Музыканты к тому времени сменили грустную мелодию на такую зажигательную, что мне, не любившему это занятие до ненависти, трудно было удержать себя, чтобы не присоединиться к моментально образовавшемуся хороводу. Аннета даже не раздумывала, и всякий раз, когда терял ее из вида, почему-то екало сердце, когда только усилием воли я не вскакивал на ноги, и не бросался на поиски жены.
Наконец, танец закончился, музыканты взяли перерыв, Аннета присела рядом со мной, тесно прижалась, забрала бутылку, периодически отхлебывая из которой я лечил нервы, и лихо глотнула сама: какие тут могут быть фужеры с бокалами? Да и название праздника подталкивало и не на такие безумства.
— Спасибо, Даниэль! — глаза у Аннеты горели так, как будто я бросил к ее ногам все сокровища мира. — Как же здесь хорошо!
— Ты не устала?
— Нет-нет! Побудем еще немного?
— Как пожелаешь.
Я и сам чувствовал себя, что называется — благостно.
Сидеть вот так, не думая ни о чем. Страшиться, когда Аннета на мгновения исчезает из вида, затем радоваться ее появлению. Не думать о завтрашнем дне, когда множество дел, все как одно неимоверно важных, навалятся так, что физически почувствуешь, как они прижимают тебя к земле. А воздух вокруг наполнен запахом так любимого мною моря, светят яркие звезды, и искры костра, взлетая, ненадолго становились их частью.
Здесь никому нет дела — кто ты, что собой представляешь, какой у тебя пост или насколько глубок карман. Если уж пришел сюда, чувствуя себя таким же как все, и веселись. Иначе? Тебе не скажут ни слова, не станут бить или угрожать, ты всего-то перестанешь для всех существовать. Люди дружно сделают вид, как будто ты исчез, и тогда к тебе придет понимание– что есть ничтожность. Значимость человек всегда определяется в сравнении с другими, а тебя для окружающих попросту нет. Такие мысли лезли мне в голову, наблюдая за происходящим.
Ко мне подходили, о чем-то спрашивали, затевали разговор, отпускали шутки. Я тоже шутил в ответ с самым серьезным лицом, к чему давно привык из-за своего проклятия. В глазах некоторых несложно было прочесть, что меня узнали. Но ни разу я не получил ни единого намека, за что был безмерно благодарен, потому что мог оставаться таким, как хотел.
— Даниэль, пойдем, потанцуем! — безуспешно тянула за руку Аннета, пытаясь стащить с места, к которому я словно прикипел.
— Веселись, девочка. Очень рад, что тебе все настолько понравилось.
Веселись, девочка, и улыбайся за нас двоих. Ведь улыбка — это так важно. Даже звери, глядя на своих детенышей, умеют улыбаться, а я нет.
Они появились из темноты, когда мы с Аннетой уже подходили к заждавшейся нас пролетке с вечно сонным и всегда медлительным Антонио. Четыре человека, с характерной походкой, легко выдававшей в них опытных бойцов. «Снова их столько же, — размышлял я, делая шаг навстречу, чтобы Аннета оказалась за моей спиной. — Успокаивает, что дубин у них не видно. Впрочем, их отсутствие совсем не означает, будто они не из Шестого дома. Как же невовремя у меня при себе нет никакого оружия!»
В какой-то мере успокаивало, что все происходит на глазах Антонио, чья медлительность и сонливость были намеренно напускными. При необходимости он станет настолько стремительным, насколько возможно, а его любимое оружие -фальшион, начнет творить чудеса. Помимо того, где-то поблизости должны находиться и еще трое парней, чья задача полностью заключается в целостности моей шкуры. И все-таки причины для опасений имелись.
— Господин сарр Клименсе, — еще издали поднял руку миролюбивым жестом тот из четверки, кто шел первым, — мы вас надолго не задержим.
Все они были наряжены согласно местной моде. Остроносые сапоги чьи короткие голенища из тончайшей кожи создавали складки как меха на гармони. Свободного кроя штаны и рубаха, синего или красного цвета всех оттенков. Довольно узкий ремень, изукрашенный множеством блях. Шляпа с едва выраженными полями, сдвинутая на затылок так, что становилось непонятно — как она умудряется держаться на голове. В дополнении к наряду обязательные усы стрелками и бородка клинышком, не считая серег, браслетов, цепей с кулонами или без. Наряд довольно нелепый, но безумно популярный среди определенной части мужского населения портового Клаундстона, и по нему невозможно догадаться — кто перед тобой. Представитель криминальной прослойки, всегда выглядевшей именно так. Мелкий клерк, для которого такое одеяние является праздничным. Зажиточный крестьянин, или торгаш средней руки, прибывшие в город по делам, и не пожелавшие бросаться в глаза. Внешность тоже была типична для уроженцев здешних мест. Смуглые, с иссиня-черными вьющимися волосами, и темными глазами. Как моя Аннета.