Чужие пальцы откинули упавшие на лицо волосы, провели по щеке, скрипящий голос продолжал:
— Смотри-ка… благородная кровь. Либо родители золота отвалят, либо продам тебя в дом забвения. Там таких хорошеньких любят…
Хотелось закричать, но грязная ладонь закрыла рот. Рэми вырвался и в тот же миг получил по лицу, кубарем прокатившись по грязной, залитой нечистотами земле. Новый удар пришелся по животу, от боли и страха вывернуло. А потом он уже ничего не помнил. Сила, сдерживаемая внутри аккуратно поставленными щитами, вдруг вырвалась наружу, тугой волной хлестнула по стенам. Зазвенели стекла, противно хрустнуло за спиной. Обернувшись, Рэми увидел, как толстый мужчина медленно сползает по стене, оставляя на кирпичах влажный, матовый след. Кровь?
Стало совсем тихо. Улица, по которой недавно катились телеги, вдруг замерла, люди упали на колени, в грязь, там, где стояли. Женщина в лохмотьях противно вскрикнула от страха.
— Высший маг, — шептали вокруг, и слово «высший», казалось, отражалось от стен улицы непонятным проклятием.
Рэми не знал, что делать: все прятали взгляды, все чего-то ждали. Не с восторгом, нет, не с гордостью, как учителя, с ужасом и страхом, который выедал душу. Вот она… настоящая столица. Та самая, в которую Рэми мечтал выйти. Рэми… ненавидят?
Шатаясь, мальчик вышел на мостовую и закричал:
— Не трогай! — когда к нему подбежал дозорный.
— Отойди! — приказал дозорному знавший Рэми с пеленок старшой. — Оставь молодого архана учителям. Он же высший, если опять напугаешь, костей не соберешь.
— И ты меня боишься? — засмеялся Рэми. — Ты…
Старшой побледнел, но ближе не подошел:
— Эррэмиэль, мой архан, я прошу вас, успокойтесь. Я не хочу вас снова напугать или разозлить. Вы еще слабо контролируете силу… прошу, дождитесь учителей, не вредите ни другим, ни себе.
«Не вредите?» Рэми слабо улыбнулся, опустил голову, чувствуя, как навалилась на плечи тяжкая ноша. Вокруг, казалось, потемнело. Медленно покатилось по мостовой яблоко. Пискнул на руках женщины и умолк младенец, скрипнула ось телеги, ветер принес к ногам горсть листьев. Как и на вершине храма все вдруг исчезло, растворилось во мраке, остались лишь серые, безжизненные огоньки душ, охваченных ужасом. Целое море серых огоньков, будто в людях и не осталось ни других мыслей, ни других чувств, ничего не осталось, кроме страха, будто одно то, что Рэми стоял на этой улице, все уничтожило…
...этого быть не может.
Рэми всегда говорили, что высшими магами в Кассии гордятся, что их любят, что на них почти молятся. Так почему?
— Мой мальчик, твое лицо… — продрался через серый туман голос Ира и тотчас раздалось раздраженное: — Чего стоите! Увозите его отсюда. И не вздрагивай ты, идиот, ничего он тебе не сделает.
Ничего он тебе не сделает...
Боги, смилостивьтесь!
Всю обратную дорогу говорить не хотелось. Лошади шли неспешно. Болела спина, жжением в животе отдавалось каждое движение. Рэми касался языком внутренней поверхности распухавшей щеки, жался к спине старшого, опустил взгляд в мостовую и уже не пытался, как утром, подарить каждому улыбку или коснуться радостной мыслью. И в магические щиты кутался, как в теплый плед, защищаясь и от столицы, залитой солнечным светом, и от людей, жмущихся в обочине.
Окружившие их воины тоже молчали, а не сыпали, как обычно, непонятными Рэми шутками, и на охраняемого мага косились украдкой, будто он сделал что-то плохое. Может, действительно, сделал?
Учитель ехал рядом, пару раз пытался что-то сказать, старался мыслью проникнуть через щиты ученика, но Рэми не пускал. Ему было больно и тоскливо. И очень сильно хотелось побыть одному. Забиться в какой-нибудь угол и не вылезать как можно дольше.
Во дворе дома было невыносимо спокойно. Желтели по обе стороны подъездной дороги клены. Журчала вода, лилась из кувшина на коленях каменной русалки в фонтане. И было так тихо… Так… хорошо, а из дома мягкими волнами расходилась пронзительно-яркая сила.
Там ждало спасение — Рэми чувствовал.
И душа отозвалась на чужую силу, всколыхнулась радостью, забыв недавнее. И даже щека не болела так сильно, ведь там, внутри, его ждали, любили и никогда не боялись. Там все объяснят, окружат заботой, убаюкают мягким голосом.
Не слушая оклика учителя, Рэми соскочил с лошади и вбежал по ступенькам главного входа. Пролетев через зеркальную залу, он ворвался в тихий увешанный белоснежными гобеленами гардероб и, распахнув двери в библиотеку, не останавливаясь, бросился в объятия укутанной в белое фигуры.
Жизнь вновь заиграла красками, яркими, радостными. Солнце лило через высокие окна счастливое золото, вокруг приятно пахло бумагой и кожей переплетов, и стеллажи, густо уставленные книгами, казались замершими в ожидании телохранителями. И город с непонятными людьми остался позади, ведь здесь тонкий аромат жасмина будоражил ноздри, здесь был тот, кто всегда любил и понимал, кто был магом еще более одаренным, чем Рэми. Вождь Виссавии. Брат мамы.