Глаза его мерцали обещанием и чем-то еще, что она не осмелилась назвать.
У нее дрожали руки, когда Уильям, возвышаясь над ней, развязал пояс ее пеньюара и сбросил его на пол.
Опустив голову к ней, он прижался губами ее шеи, волнуя кровь. Она вдруг почувствовала, как щетина его бакенбард поцарапала ей кожу, и не смогла сдержать невольную улыбку.
— Ты ведь уже видела меня, правда? — шепнул он, потянувшись за ее ночной рубашкой.
Трепеща и едва живая от того, что должно произойти, Шарлотта подняла руку и зарылась пальцами ему в волосы, пока он осыпал горячими поцелуями всю ее шею.
— Д-да, видела.
Видела такую потрясающую грудь, которую не забыла бы, если бы даже ослепла и впала в старческий маразм, лишившись памяти.
Повернув голову, он стал покрывать поцелуями другую сторону ее шеи. Ноги ее задрожали, и Шарлотта едва не упала, когда ее тело вспыхнуло вновь от недавно испытанных чувств, стремительно нараставших внутри нее.
Уильям поднял голову и взглянул на нее.
— Теперь моя очередь. — Его глаза жадно прошлись по всей ее фигуре, а потом он сделал какое-то быстрое движение рукой, и белый шелк, скользнув по ней, упал к ее ногам рядом с пеньюаром. — Боже правый, ты действительно божественна! — потрясенно промолвил он, застыв перед ней так, будто на самом деле увидел нечто чудесное.
Уильям боялся дышать, чтобы не развеять это потрясающее видение. Не только потому, что она действительно была красива. А потому, что это была Шарлотта, девушка, которую он хотел больше всего на свете. Которую собирался любить этой ночью. Любить до конца жизни. Что бы ни стояло между ними.
Такая изящная, тонкая и пленительная. Шелковистые волосы волнистым каскадом падали ей на белоснежные плечи, спину и грудь, доходя ей до талии и еще больше подчеркивая эту матовую белизну. Округлые плечи переходили в высокую грудь, увенчанную напряженными розовыми сосками. Узкая талия вызывала острое желание тут же обнять ее. Чуть расширяясь на бедрах, грациозные линии уходили вниз по стройным ногам, которыми она еще недавно сжимала его. Шарлотта была идеальна от макушки головы до кончиков потрясающе красивых пальцев на ногах.
И сегодня собиралась принадлежать ему.
Уильям боялся, что у него остановится сердце прежде, чем он даже поцелует ее.
— Сердце мое, — пробормотал он, обнял, привлек к себе и поцеловал.
Тело его мгновенно налилось горячей тяжестью, когда она, вся дрожа, восхитительно обнаженная, прильнула к нему.
Задыхаясь от смущения и не зная, как укрыть себя от его жадного взгляда, Шарлотта увидела свое спасение только в том, чтобы снова прижаться к нему. Но он опередил ее. Когда их губы слились, она обхватила его за шею и тут же ощутила легкое раздражение, обнаружив на нем царапающую ткань рубашки.
Как будто поняв это, он схватил ее руку, положил на свою грудь и пробормотал между поцелуями:
— Расстегни, пожалуйста, иначе боясь, у меня не получится, потому что у меня дрожат руки.
Шарлотта была изумлена тем, что это на самом деле действует на него так же, как он на нее. Невероятно, неужели она тоже могла заставить его дрожать одним прикосновением? Что-то сладкое ударило ей в голову. Нащупав маленькие пуговицы, она стала расстегивать их, сбиваясь всякий раз, когда его поцелуй становился жарче. Пальцы ее невольно гладили его горячую кожу, покрытую пушком мягких волос, пока она расправлялась с его рубашкой.
Когда она расстегнула пуговицы до середины, Уильям оторвался от нее, выпрямился и стащил через голову раздражающую ее часть одежды.
На этот раз замерла Шарлотта. Не потому, что ее взору предстала его бледно-матовую атлетическую грудь с рельефными мышцами, которые она собиралась трогать.
Она снова видела повязку на правом плече и забинтованный правый бицепс, чуть выше локтя. И еще, у него на животе и на боку красовались два темных неровно-округлых синяка. И хоть по происшествию выходных бледный синяк под левым глазом и ссадина на правой скуле полностью зажили, оказывается, его били так сильно, что отметины на теле до сих пор остались.
Она коснулась одного синяка пальцами, чувствуя, как перехватывает в горле, и заглянула ему в глаза.
— Господи, тебя действительно били! — потрясенно промолвила она, боясь представить, какую боль он при этом испытывал.