Как она вернётся к реальности после всего, что было?
— Хорошо, — судорожно шепнула Шарлотта, на миг закрыв глаза, чтобы еще немного искупаться в тепле его объятий.
Уильям привлек ее к себе и приподнял ее лицо к себе за подбородок.
— Но только после этого.
Он поцеловал ее с такой удивительной бережливостью, с такой нежностью, что у нее запершило в горле. В его поцелуе не было страсти, только чувства и какое-то сокрушительное благоговение, от которой больно сжалось сердце.
Прижав руку к его щеке, она вернула ему поцелуй, уговаривая небеса дать ей силы покинуть этот рай.
Уильям вдруг улыбнулся и оторвался от нее.
— Не могу поверить, что мои бакенбарды тебе так сильно нравятся.
Она удивленно посмотрела на него.
— Что?
Он осторожно убрал с ее лица шелковистую прядь темно-золотистых волос.
— Ты всегда гладишь мои бакенбарды, когда касаешься меня.
— Разве?
Он ухмыльнулся.
— Постоянно.
Она притворно гневно нахмурилась.
— Если не перестанешь дразнить меня, я их сбрею.
Он прижал ее к себе еще теснее.
— А вот и не сбреешь.
Шарлотта откинула голову назад, чтобы в темноте ночи хоть как-то разглядеть его.
— А вот и сбрею.
Он снова улыбнулся.
— Ни за что в это не поверю.
— Почему?
— Ты хоть бы раз в жизни держала бритву в руке?
Она грозно посмотрела на него.
— Я быстро учусь.
Он вдруг перестал улыбаться, подался вперед и тут же накрыл ее губы.
Она вся обмякла и прильнула к нему, мгновенно утонув в тепле его поцелуя.
Он не переставал обнимать ее, и не отпустил, будто… Было такое ощущение, будто он не может отпустить ее.
— Тебе нужно вернуться, — прошептал он между поцелуями, не разжимая руки.
— Разве? — шепнула в ответ Шарлотта, вернув все его поцелуи.
— Боже, Шарлотта, я сейчас потеряю голову, и ты никогда не уйдешь отсюда.
Это было бы самое лучшее, что могло произойти с ней.
Вздохнув, Уильям выпустил ее губы, высвободился из ее объятий и присел на постели. У Шарлотты невольно перехватило дыхание, когда лунный свет посеребрил широкую спину с мышцами, которые перекатывались под бледной кожей, пока он одевался. Найдя брошенные на полу бриджи, он спешно натянул их на себя и встал.
И обернулся к ней. И снова дыхание застряло в горле, когда она увидела его обнаженную грудь, залитую мерцанием лунного света, который затемнял впадинки, в которых рос пушок темных волос. Боже правый, она когда-нибудь научится смотреть на него без боли?
— Я бы зажег свет, но так твои глаза будут видеть в темноте лучше. — Он протянул ей руку и помог встать с кровати. Темнота скрывала ее наготу, но Шарлотта не смогла справиться с ярким румянцем, почему-то уверенная, что он видит ее даже во мраке ночи. Уильям нашел и ее одежду, надел на нее рубашку и накинул ей на плечи шелковый пеньюар. Ногами она пошарила по полу и нашла свои комнатные туфли. — Шарлотта, — позвал он ее, когда она повернулась к нему.
— Да? — отозвалась она, вдруг решив, что сейчас он скажет то, что поставит конец всем ее мучениям. И всем сомнениям.
Он обнял ее за талию и привлек к себе. Темно-карие глаза не переставали мерцать в темноте, волнуя сердце.
— Я не сожалею о том, что произошло.
О, и она не сожалела, но… Ей вдруг стало невыносимо при мысли о том, что он может захотеть жениться на ней только потому, что произошло здесь.
Или того хуже, потерять к ней всякий интерес, когда получил то, что так страстно желал.
— Спасибо, — шепнула она, опустив голову.
Его пальцы тут же вернули себе ее взгляд, приподняв ее лицо за подбородок.
— За что?
— За то, что честен со мной.
По крайней мере он никогда не давал тех обещаний, которые не мог выполнить.
Уильям вздохнул и опустил голову к ней.
— Я ведь обещал это тебе.
Да, она помнила об этом. Он обещал ей это в тот день, когда испортилась их первая прогулка. Но… сердце ее хотело других, горячих, беззаветных обещаний.
— Спокойной ночи, — произнесла она, погладив его по щеке.
Он снова улыбнулся.
— Вот опять.
Рука ее замерла.
— Что?
Он вдруг сложил губы в трубочку и принял серьезно-профессорский вид, как будто размышлял над важной теоремой.
— Не знаю, ревновать или завидовать им.
Она недоуменно вскинула брови.
— О чем ты говоришь?
Он накрыл ее руку, лежавшую на своей щеке, и повернул голову так, чтобы она увидела.