— А теперь рассказывай, что с тобой случилось, — послышался тихий, но серьезный голос Лидии, которая уже не скрывала тревогу, отражавшуюся в ее голубых глазах. — Это все из-за леди Хартли?
Уильям нахмурился, заглянув ей в глаза.
— Ты знаешь?
Лидия вздохнула.
— Роберт ничего не скрывает от меня.
Уильям напрягся.
— Кстати, ты должна быть в деревне, разве нет?
— Мы с ним вернулись в город пару дней назад.
Это почему-то взбесило его.
— Тогда твой Роберт мог бы сам заняться этой его чертовой леди Хартли, а меня оставить в покое!
Лидия внезапно побледнела.
— Неужели всё так серьезно?
Сытый по горло, Уильям присел, откинул одеяло в сторону и встал. Он мог себе это позволить, потому что спал в теплом, накинутом поверх домашней одежды халате, который так и не снял со вчерашнего дня. Халат, от которого уже начинало неприятно попахивать, и раз этот Томпсон такой хороший исполнитель, ему будет, чем заняться сегодня, кровожадно подумал Уильям, медленно подходя к окну.
Плотные обеды и ужины, и крепкий сон вернули ему силы настолько, что он уже вчера вечером мог встать с кровати. Что принесло ему несказанное облегчение.
— Я думал, что всё будет проще, но…
Лидия встала и посмотрела на широкую спину брата.
— Где она сейчас?
Уильям медленно обернулся к ней, ненавидя яркие лучи солнца, которые били ему в глаза.
— Я не знаю.
Он хотел пожать плечом, но боль не позволила ему это сделать.
— Что это значит?
Он поморщился.
— Какой-то тип явился прямо на улице и увез ее с собой.
Лидия подозрительно скосила взгляд ему на плечо.
— Это он с тобой сделал? Это ведь не вывих, как говорила мама?
Уильям опустил голову. Он не мог лгать Лидии, не только потому, что не хотел. Он должен был сказать ей, насколько серьезной была ситуация, даже если не намеревался пугать ее.
— Он стрелял в меня.
Тишину комнаты нарушил ошеломленный стон.
— Что?
Уильям взглянул на сестру и увидел, как она резко побледнела.
— Не переживай, всё… всё обошлось.
Только лишь чудом. Чудо, которое он никак не мог объяснить. Нет, неуклюжий неточный выстрел мог объяснить, но не то, что было потом…
— О Господи, — простонала Лидия, прижав руку к губам, и направилась к нему. — Как… как ты?..
Уильям поднял здоровую руку и опустил ей на плечо.
— Всё хорошо, не переживай.
— Но я… — лепетала она, отстранив от лица руку. — Я не знала, что всё так серьезно. Почему Роберт ничего не говорил мне?
Вот и он хотел знать о том, во что на самом деле впутали его.
Но… Больше всего он хотел знать… У него внезапно перехватило дыхание. Лидия… так живо напоминала свою подругу. Лицо Шарлотты снова возникло перед глазами. Точеное, невинное, прелестное и свежее… Господи, неужели она была настоящей? Она подобрала его на улице и увезла куда-то…
«Вам нужен доктор…»
Боже, только не это! Как он мог допустить подобное? И как она оказалась рядом с ним?
— Уильям, ты меня слышишь? Ты почему так пристально смотришь на меня?
Взволнованный голос сестры вернул его к реальности, но всё же… Уильям не мог перестать думать о том, что произошло той ночью.
Устало отойдя от сестры, он подошел к кровати и устроился с краю.
Черт побери, его рана была хорошо обработана и зашита. Уильям обнаружил это вчера вечером, когда его камердинер, который под страхом смерти поклялся никому не говорить об этом, сделал ему перевязку. Идеальные швы мог оставить только квалифицированный специалист. Но он ведь проснулся в собственной постели на утро после ранения. Если ему на пути действительно попадалась Шарлотта, тогда как он оказался в своем доме? И куда она увезла его от дома леди Кистон?
Господи, может, на старости лет он сходил с ума?
В комнату ворвались Эстер с Терезой, которые несли ему большой поднос, нагруженный едой.
— Сейчас мы тебя накормим, и ты снова будешь как новенький, — заявила Эстер, улыбаясь.
Уильям наблюдал за тем, как сестры передвигают к нему небольшой круглый стол, на который поставили поднос. Тереза аккуратно расправила на его коленях салфетку, а Эстер подвинула к нему дымящийся чай и угощения: холодную ветчину, сыры, наложенные на тонко нарезанный хлеб и даже куриная грудка.
Глядя на всё это, он вдруг испытал совершенно неожиданное и неуместное чувство того, что… просто не заслуживает всё это. Столько лет он вел такой жуткий, недопустимый образ жизни, что ему стало глубоко стыдно перед этими замечательными и добрыми девушками, которые приходились ему сестрами, любили его бескорыстно и крепко. И могли позаботиться о нем тогда, когда он уже мало на что был способен… Черт побери, отец давно умер, к чему было растрачивать свою жизнь на пустоту? Но… но что он мог поделать, если его душа была черна, как сам тьма? Он давно уже был не тем братом и не тем сыном, которым его родные могли гордиться. Он сделал почти всё, чтобы его даже ненавидели. Бывали минуты, когда он сам себя ненавидел, проклиная обстоятельства, которые привели его на этот путь.