Новинки и продолжение читайте на сайте библиотеки https://www.litmir.club/
— Знаешь, что я тебе скажу? Все люди эгоисты.
И сейчас парень был, как никогда, согласен со своей почившей подругой. Потому что он и был эгоистом. Самым настоящим эгоистом, сидящем в помятом костюме в машине недалеко от кладбища.
— И говоря, что ты не имеешь права лишать себя жизни, они в первую очередь переживают за свои чувства, а не за тебя.
В десятку. Меткая рука девушки, как никак занимавшейся стрельбой, снова точнёхонько попадает в определения. В определения, которых по сути не существует. Они не выведены где-то на странице кодекса или закона: они на устах людей. Одни отчаянно прыгают с крыш, режут вдоль и поперек вены, а другие не менее отчаянно увозят первых в больницы или ссылают в реабилитационные центры.
Мир не делится на чёрное и белое, потому что все вокруг заполнено одним сплошным серым.
Когда руки парня в помятом костюме были заново собраны врачами в стерильных халатах, к нему в палату зашёл один мужчина. Опрятный, с тёплыми глазами, в дорогих очках и дипломатом в руках. Мужчина сел на заправленную голубым одеялом постель и вкрадчиво начал расспрашивать о его жизни.
Блондину хватило бы и первых признаков, чтобы распознать психотерапевта. Однако парень допустил ошибку: позволил мужчине сесть на край кровати.
Черноволосая панк-рокерша с постоянными проблемами. Из всей кучи разных навыков, коими она обладала, был один особенный для парня: проницательность. Ох, попадись в руки блондину ручка и бумага — парень был готов хоть сейчас, прямиком на водительском сидении, описать всё, каждую мелочь, каждое движение своей подруги.
Увы, писатель из блондина никудышный.
Как девушка и предсказывала: последовала реабилитация. Такая таблетка под названием «Мы должны выпустить тебя обратно, чтобы место не засиживал», в состав которой входили ежедневное промывание мозгов, возвращение суставам и мышцам прежней подвижности и курс каких-то препаратов.
— Тебе есть восемнадцать? — спросил мистер Хоппер (так представился психотерапевт), отрываясь от своего блокнота.
— А зачем вам?
Мужчина поправляет очки: — Медперсоналу нужно знать, кому сообщить о случившемся и можно ли принимать тебе определённые препараты.
— Месяц назад у меня была сессия в Университете Гордена.
Хоппер замолкает и снова утыкается в блокнот. Иногда всё же хочется его благодарить за такие минуты: без вопросов и взглядов, пытающихся проникнуть к тебе в душу, перерыть всё там и достать первопричину, коей нет.
— Значит, — мужчина через некоторое время снова подаёт голос, кашляет. — Ты не живешь с родителями?
Казалось бы, обычные вопросы. Но именно таких вопросников за столь короткое время блондин перевидел и переделал столько, что хоть ещё один тест, и парень попробует отравиться антидепрессантами.
Но иногда, для разнообразия, можно побыть честным. В добавок, мистер Хоппер не вызывал в парне отрицательную реакцию.
— Мой отец бросил семью спустя считанные секунды после моего рождения. А мать недавно умерла.
Наверняка сыну такие вещи не стоит сообщать таким безразличным голосом. Но когда ты принимаешь данный факт — ты становишься неуязвимым для боли такого типа.
— Наверняка они очень сильно беспокоились за тебя.
Парень отворачивается, лишь пожимая плечами.
Черноволосая девушка на соседнем сидении была права: люди боятся за себя, а не за самоубийц.
— Они боятся, что им станет больно.
Страх — это естественно. Естественно бояться за свою жизнь, своих отпрысков и друзей, членов семьи. В конце-концов, эгоисты боятся и за себя. За хрупкое сердце, которые было разбито первыми отношениями. За хрупкое здоровье, подорванное пачкой сигарет.
За то, что они могут потерять в один миг.
Черноволосая подруга понимала это как никто другой. Принимая банку из рук блондина, панк не раз упоминала, что готова не любить весь мир только из-за того, что она привязана к нему. Ниточками и морскими канатами, которые ощущаются, лишь стоит заикнуться о суициде. Для неё, подруги, все бесчисленные и одинаковые реплики, доносящиеся из разных уст о том, что она не должна даже пробовать резать вены, были одной трактовкой одной фразы: «Ты принадлежишь нам. Можешь делать что угодно, но только попробуешь уйти и ты снова ощутишь нашу мощь».
Самое страшное: среди этой толпы эгоистов был и сам блондин. Понимала это черноволосая или нет, но после её смерти парень стал ещё более ясно видеть в себе все признаки эгоиста.
Стоит начать с того, что ему было больно.
Стоять рядом с окоченевшим, но по-прежнему прекрасным, телом в костюме с их выпускного было нестерпимо. Не общайся парень с покойницей так близко — разрыдался бы как и все остальные. Да, черноволосая, когда ещё была живой, просила, чтобы никто не рыдал на её похоронах, будто предчувствуя это событие. Проницательность, скорее всего.
«С моей смертью ничего не изменится», — писала панк в своём единственном за жизнь письме. — «Земля не перестанет вращаться вокруг Солнца, а люди не поднимут массовые протесты по такому случаю. Поэтому я тебя и прошу, Лука. Я абсолютно уверена, что мать, брат, даже половина школы придут в часовню и будут говорить бесконечные речи о том, какой я классной была и какой я могла бы стать. И рыдать. Будто им всем было больно терять любимую вещь, а не человека. Так что я надеюсь, что хоть ты не будешь присоединяться к ним».
— Но при этом забывают самое главное: мы все свободны.
Была ночь. Точнее, она уже успела наступить к тому времени, как блондин выехал на трассу. Прочь от кладбища, открытого гроба. Прочь от иссиня-чёрных коротких волос с голубыми прядями и миллиона веснушек на белоснежном лице.