Однако их встречу до выборов Гайдар описывал в книге совсем в другой интонации, иными красками, не столь черно-белыми:
«Борис Николаевич приглашает для разговора. Еще раз объясняю ему свою позицию, говорю о том, что он, на мой взгляд, должен сделать, если надеется перетянуть на свою сторону голоса демократов. Поговорили о кадровых переменах, о необходимости серьезных усилий по поиску мира в Чечне.
В ходе разговора неожиданно поймал себя на мысли, что вижу перед собой отнюдь не того Ельцина, который буквально месяц тому назад говорил с телеэкрана что-то невнятное о тридцати восьми снайперах и укрепрайоне в Первомайском. Он четок, собран, энергичен, на лету ловит мысль собеседника. Такое ощущение, что не было этих пяти лет, как будто мы снова в октябре 1991 года, на нашей первой встрече, открывшей правительству реформ возможность действовать. После разговора, впервые за месяцы, зарождается надежда, что, может быть, сейчас, в ключевой для России момент, Ельцин сумеет резко измениться, набрать былую энергию и восстановить контакт с избирателями».
Но на вопрос интервьюера «Нового времени», готов ли Гайдар вернуться во власть, если об этом попросят Черномырдин или Ельцин, Егор ответил решительным «нет».
Весной 1996-го на сорокалетии своего одноклассника и друга, математика Виктора Васильева Гайдар сказал, что из России «никогда не уедет». И вот теперь, спустя несколько месяцев, риски и для него самого и, главное, для семьи были сняты. Семью можно было вернуть из-за границы. Тимур Аркадьевич и Ариадна Павловна вернулись из Праги с большим облегчением вместе с младшим внуком.
…После выборов Гайдар отдыхал в Ленинградской области под Выборгом. Отдыхать – означало писать. Он много гулял. Егору понравился чей-то деревянный дом – и он загорелся идеей построить такой же в Дунине. Загорелся идеей обрести собственный дом в том месте, которое он считал своей малой родиной. Избавиться от соседей на Осенней, с которыми не хотелось встречаться. Иногда, кстати, они мешали Гайдару жить – в буквальном, бытовом смысле слова, не давали проезжать его машине, мстили мелко, подличали. Мария Аркадьевна Стругацкая, его жена, рассказывала в интервью, как Коржаков, негласный «управдом» этого «дома правительства», подсылал в квартиру людей, они копались в вентиляционном канале, меняли плиту, залезали в проводку, явным образом ставя «жучки» и заодно показывая, кто в доме хозяин. Наина Иосифовна Ельцина как-то в сердцах сказала Коржакову: «Дураки вы. Интеллигенты от этого только крепче становятся».
Мария Аркадьевна вспоминала, что в тот день сначала им позвонил Чубайс, чтобы поздравить с победой на выборах, а потом – с интервалом минут в пять минут – позвонила старая знакомая и предложила купить в Дунине участок земли. Они восприняли это как знак судьбы.
…Правда, строительство дома в Дунине сильно затянулось. Банально не хватало средств, ресурсов, необходимых для такого проекта. За годы работы в правительстве и парламенте Егор как-то не накопил денег. Все первые деньги вбухали в котлован – дом стоял на склоне, большой перепад высот, и котлован пришлось рыть огромный.
24 марта 1999 года Евгений Примаков, летевший с официальным визитом в США, развернул над океаном свой самолет и вернулся в Москву в знак протеста против бомбардировок НАТО Югославии. Причиной натовской операции «Союзная сила» стали этнические чистки режимом Слободана Милошевича албанского населения Косова. Жест российского премьера, вошедший в историю как «разворот над Атлантикой», – это первая попытка покончить с «западным» вектором движения российской внешней политики.
Тогда президент поддержал председателя правительства. Гайдар же увидел в этом акте США и НАТО совершенно катастрофический шаг, способный сильно поменять политический расклад в самой России и отвратить ее от Запада.
Собственно, в такой же логике оценивал схожие ситуации Егор Тимурович и в будущем, когда пытался, используя свои связи, объяснить Западу опасность расширения НАТО на Восток и размещения систем противоракетной обороны США в Центральной и Восточной Европе. Эти решения способствовали самоизоляции России – она политически закрывалась от мира, как раковина. Гайдар это предвидел и отчаянно старался донести до западного истеблишмента свое понимание проблемы: пропасть между Россией и Западом благодаря таким шагам только расширялась.
Леонид Гозман говорил в интервью: «Однажды мы, после каких-то наших очередных бесконечных споров, разгоряченные, решили немного подшутить над ним: “Да, ладно тебе, Егор, ты же любишь шашкой помахать, тебе бы револьвер в руки и в бой, ты же без этого не можешь…” Он неожиданно покраснел и замолчал».