Примерно таким набором аргументов Гайдар пользовался в ходе своих челночных дипломатических миссий, пытаясь построить back-channel, неофициальный потайной ход для контактов России и Запада. При этом, как рассказывал помощник Егора Михаил Слободинский, заставший этот период в жизни Гайдара, он понимал, что «военные заточены на эскалацию». И именно это обстоятельство, считал Егор, было не до конца понятно «гражданским» лицам, принимавшим на Западе решения.
«Я прекрасно помню, как он примчался, буквально примчался на эфир “Эха Москвы” и полчаса рассказывал потрясенным ведущим о том, чем грозит это самое ПРО. Объяснял, что у современных ракет изменилось “подлетное время”, до минут, что размещение их на границах будет иметь катастрофические для международной обстановки последствия. Никто, конечно, ничего в этом не понимал, он терпеливо объяснял. Все были в некотором потрясении, я хорошо это помню», – вспоминала Ирина Ясина. В те времена Гайдар был любимым спикером ее Клуба региональной журналистики.
Как и предсказывал Гайдар, планы размещения ПРО спровоцировали, а может быть, просто ускорили смену внешнеполитического курса России. Начиная с мюнхенской речи Владимира Путина в феврале 2007 года, вектор стал конфронтационным.
Казалось, что миссия провалилась: в 2008 году были достигнуты соглашения американцев с Польшей и Чехией о размещении систем ПРО на их территориях. Но уже в 2009 году, с приходом Барака Обамы на пост президента США, эти планы были свернуты. Гайдар мог оценить это и как свою маленькую победу тоже. Пусть и временную.
О том, что она временная, он уже не узнает…
Ирина Мишина, первая жена Егора, вернулась в 1996 году из Боливии, где с последним мужем, художником Николаем Смирновым, они прожили пять с половиной лет. Маша Гайдар вспоминала, что ее маму больше всего поразили предупреждения близких подруг: ни в коем случае не говори никому, что ты жена Егора, тебя убьют!
Но, в общем, жизнь налаживалась – и Маша, и Петя начали учиться в Москве, а Егор проводил с детьми довольно много времени. С Петей ходил на охоту, на рыбалку. Но больше всего он любил грибную охоту – поэтому порой брал путевки туда, где грибов было больше всего, например на Валдай. Он мог ходить очень долго, часами, но потом, как вспоминает Петр, «с ногами начало что-то происходить»… Гайдар когда-то был физически очень силен: в конце 1980-х, когда они отдыхали семьей и Петя чуть не упал со склона горы, сильно разодрав себе ногу, он нес его до дома на руках часа полтора…
Гайдар прекрасно знал, что его – за эти реформы, за тяжесть социальных потрясений – будут сильно не любить. Знал и теоретически был готов к этому. Но когда эта ненависть стала достигать его через старых знакомых, через его учителей, коллег, близких людей, которых он ценил, – это было тяжело.
В феврале 1992 года он скажет в интервью Олегу Морозу для «Литературной газеты»: «Со всеми этими людьми мы долгие годы бок о бок работали, многие из них – наши учителя. У нас с ними есть профессиональное взаимопонимание. Но, видимо, такова специфика власти: когда ты к ней приходишь, все почему-то начинают считать тебя полным идиотом… Например, Николай Яковлевич Петраков объясняет нам, что нельзя было размораживать (цены. – А. К., Б. М.), не накопив запас. Мне хочется спросить его: как можно было в реальной ситуации декабря, во-первых, не размораживать цены (они разморозились бы сами собой), а во-вторых, накопить какие бы то ни было запасы? Как это можно было сделать реально? Кого повесить, кого расстрелять? Кого простимулировать?»
Фрустрация в связи с крахом перестройки, развалом страны естественным образом заканчивалась поисками виноватого. Ну, не может же быть такого, чтобы система, стоявшая монолитом несколько десятилетий, вдруг развалилась сама. И виноватым оказался тот человек, который дал свое имя реформам.
…Реформы, с досадой напишет потом в мемуарах главный редактор «Коммуниста» Наиль Биккенин, начались с «нелегкой руки» сотрудников журнала, и особенно его экономического отдела. Дневник Игоря Дедкова начала 1990-х полон горьких и очень лично окрашенных замечаний в адрес Гайдара и людей, работавших в «Коммунисте», с которыми он проводил долгие часы в редакции, на спичрайтерской даче в «Волынском» и которые оказались в российском правительстве, например, Улюкаева и Колесникова, ставших советниками Егора. Вина за сложности транзита перекладывалась на их плечи. Доставалось и Отто Лацису, стол и кабинет которого в «Коммунисте» (он стал в то время «Свободной мыслью») унаследовал Игорь Дедков. Это отношение было характерно для всех, кто остался в журнале в 1990-е, а Гайдар совершенно об этом не подозревал. Истина открылась ему позже.