Так мы продержались до августа 1998 года. Черту под правительством молодых реформаторов подвел финансовый кризис. Продуманные, псевдоаналитические программы Доренко и Киселева вместе с ежедневными критическими новостями подорвали доверие к правительству. Моя популярность, которая в момент переезда из Нижнего Новгорода в Москву не уступала нынешней популярности президента Путина (книга Немцова вышла в 2007 году. – А. К., Б. М.), начала стремительно падать. При этом экономическое положение в 1997 году значительно улучшилось по сравнению с 1991 годом. Впервые после 1991 года наметился рост экономики. Удалось остановить инфляцию. Правительство погасило задолженность по зарплате перед шахтерами, учителями, врачами. Фондовый индекс только в 2005 году достиг уровня того, нашего 1997 года».
В результате скандала свои должности потеряли многие члены команды молодых реформаторов. В апреле 1997-го Немцов лидировал в президентских электоральных рейтингах, опережая Зюганова. К осени от этого лидерства ничего не осталось.
Гайдар поставил себя на место иностранных инвесторов: «Значит, правительства, способного проводить реформы, больше не будет… Налоговой реформы не будет. Сильного реформаторского кандидата в президенты не будет. А что же будет? А тогда выясняется, что Россия далеко не так привлекательна, как это казалось буквально два месяца назад».
Ельцин сохранял баланс между враждующими группами, как это уже было в ситуации, когда те же реформаторы воевали с кланом Коржакова. Его можно было отчасти понять: война шла внутри коалиции, которая привела его в 1996 году к победе на выборах. Оценивая впоследствии события рубежа 1997–1998 годов в серии статей в парижской «Русской мысли», Гайдар с досадой писал о Борисе Николаевиче: «И вместо того, чтобы в этот момент твердо и энергично поддержать правительство “молодых реформаторов”, заявить, что этот курс будет реализован, и не просто сказать, а доказать сказанное действием, он занимает позицию беспристрастного арбитра, желающего примирить непримиримое».
А вот Немцов оценивал эту позицию Ельцина совсем иначе, другими красками и в другой оптике:
«Однажды, в разгар скандала вокруг “Связьинвеста”, президент Ельцин пригласил меня в Шуйскую Чупу (резиденцию в Новгородской области). В девять часов вечера сели пить чай и включили информационную программу “Время”. С первой же секунды в программе начали чихвостить Ельцина в хвост и в гриву, с таким издевательством и презрением рассказывали о президенте, что я вжался в кресло. Мне настолько было неловко и неудобно находиться рядом с ним в этот момент, что готов был просто провалиться сквозь землю. Я следил за Ельциным и ждал его реакции. Ожидал всего… Вот он досмотрит программу и прикажет разыскать Березовского и наказать его или вообще разгонит Первый канал… А он посмотрел минут десять и говорит: “Выключите телевизор!” Потом полчаса возмущался, каким подлым способом его критиковали. Я сидел и думал: почему он попросил выключить телевизор, а не выключил того же Березовского из бизнеса и политики, – он же советский партийный начальник, который не привык к сопротивлению. Но Ельцин не мог позволить себе показаться слабым и уязвимым.
Потом мы ужинали, и Наина Иосифовна возмущалась: “Боря, ты смотрел программу ‘Время’? Это же был настоящий кошмар”! Но президент жену не поддержал и будто вообще не обратил внимания на ее слова. Он помнил, что пришел к власти на волне гласности, защищая свободу слова как фундаментальную ценность. Он из принципа не мог позволить себе затыкать рот журналистам, даже если они откровенно лгали, выполняя указания своих хозяев. Он считал заказную ложь для страны меньшим злом, чем государственную цензуру».
Чубайс, даже лишенный поста министра финансов, оставался значительной силой: пользуясь своей властью в ВЧК, он объявил об изъятии за долги перед бюджетом имущества двух нефтяных комбинатов, принадлежавших олигархам и входивших в империи ОНЭКСИМа и Сибнефти. Через неделю ЧВС отменил это решение, показав, на чьей стороне он играет.