Конечно, самоубийство в знак протеста – совсем непривычная вещь для нашей политической культуры и нашей истории. Однако в советское время такие вещи случались – чего стоит самосожжение литовского диссидента Ромаса Каланты в 1972 году. Для политических культур других стран и других эпох это средство и вовсе выглядело как вполне органичное. Образованный Тимур не мог этого не знать.
Странно говорить об этом с друзьями, как-то даже дико об этом объявлять (это и выдает нервный глагол «шлепнуться» в разговоре Карпинского и Лациса), но и здесь Тимур был довольно точен в посыле – именно этот «дикий» разговор привел к серьезным последствиям для целой группы единомышленников, и в дальнейшем мы это увидим.
«Но что-то делать надо», – сказал Лен Карпинский Отто Лацису.
Словом, это был как бы очерченный в воздухе как вероятность, как возможность – жест. Жест, который мог показаться мелодраматичным, даже напыщенным, излишне нервным – но… Тимур всегда был очень точен в выборе таких жестов, всегда мог поразить друзей, «запалить костер» полемики или страстной дискуссии буквально одним словом, и этот конкретный случай также не стал исключением. Кажется, что Карпинский не совсем точно передал слова Тимура. «Я думаю даже о том, чтобы покончить с жизнью в знак протеста, настолько все это невыносимо» – так могло это прозвучать, и почти наверняка прозвучало.
И, безусловно, не отговори его друзья и, не дай бог, случись с ним такое – резонанс такого публичного «самосожжения», вопреки словам Отто Лациса, был бы воистину грандиозен.
Однако «делать что-то» было надо, то есть куда-то направить это чувство отчаяния от происходящего, этот внутренний протест. И они собрались сначала втроем, чтобы обсудить – куда?
«Потом мы, гуляя по бульвару, – продолжает Лацис, – долго разговаривали о том, что же делать. Главное было ясно: надежды на постепенную мирную эволюцию системы в сторону демократии, порожденную ХХ съездом КПСС и “косыгинской реформой”, надо забыть. Надеяться можно только на себя. Для начала мы, самостоятельно мыслящие интеллигенты-марксисты, должны продолжить и довести до конца критический анализ сталинизма, который на ХХ съезде был лишь едва начат, а потом полностью свернут и забыт. Надо было разобраться: на чем свихнулось социалистическое государство и как его можно исправить. И лучше было бы для такой работы начать издавать свой журнал, который, понятное дело, может быть только нелегальным. Разговор кончился тем, что мы решили встретиться втроем на даче у Тимура».
Итак, первая встреча. Набросок первого плана для нового – конечно же, нелегального – журнала.
«Потом… – продолжает Лацис, – были несколько месяцев лихорадочных встреч с бесконечными спорами: у Лена, у Тимура в городской квартире, у Егора Яковлева. К нам присоединись еще Геннадий Лисичкин (экономический публицист, получивший известность благодаря статьям в «Новом мире» Александра Твардовского. – А. К., Б. М.) и Георгий Куницын. Куницына, недавнего большого начальника в ЦК (до 1966 года он был заместителем заведующего отделом культуры ЦК КПСС. – А. К., Б. М.), мы рассматривали как авторитетного эксперта по партийному аппарату. И однажды кто-то спросил его:
– Ну есть хоть что-нибудь такое, что на них действует?
“На них” – это значило на класс партийно-государственной бюрократии. Куницын ответил, не задумываясь:
– На них действует только одно: инстинкт самосохранения».
Отметим на полях – в состав «антипартийной» группы (ну а какой же еще, партия-то почти единодушно поддержала вторжение в Чехословакию) входил даже бывший сотрудник ЦК, причем в больших чинах!
…Все это, конечно, ставит перед сегодняшним читателем просто неразрешимые интеллектуальные загадки: ну как же так? Как все это уложить в голове? Ведь мы знаем сегодня, что и «известинец» Лацис (позднее сотрудник журнала «Проблемы мира и социализма», международного издания, редакция которого находилась как раз в Праге), и Егор Яковлев, тогда обозреватель «Известий», посвятивший немало лет изучению «образа Владимира Ильича Ленина», входивший в ту самую знаменитую «ленинскую группу» писателей и журналистов, которым ЦК КПСС доверял писать статьи к юбилеям и памятным датам о вожде, и Тимур Гайдар – собственный корреспондент газеты «Правда» в странах Латинской Америки и в Югославии, и уж тем более бывший сотрудник аппарата ЦК Георгий Куницын – все они плоть от плоти советской системы, как сказали бы сейчас, «советская элита».
Так почему же 1968 год и вторжение в Чехословакию они воспринимают как личную трагедию? Почему они, говоря точнее, пытаются сопротивляться?