Нет ли в этом какой-то наигранности?
В том-то и дело, что советское общество было гораздо сложнее устроено, чем мы думаем сегодня. В нем действовали гораздо более тонкие механизмы, а уж советская интеллигенция и подавно была сложным явлением. И «самостоятельно мыслящие интеллигенты-марксисты», как сформулирует это Отто Лацис уже постфактум в книге 2003 года, были важной частью этого противоречивого ландшафта, и они напряженно искали способы борьбы с наступлением, как им казалось, нового этапа сталинизма. И вот что еще довольно важно – они отнюдь не считали себя частью «партийно-государственной бюрократии». Не считал себя партийным бюрократом, конечно же, и Тимур Гайдар.
Журнал так и не появился.
Но не стоит иронически улыбаться в этом месте рассказа – далеко не все кончилось вместе с идеей журнала. Для многих история продолжилась, причем самым неожиданным образом.
Лацис начал исследовать документы по истории партии, залез в архивы; его книга «Перелом» – о том, как партия большевиков отказалась от нэпа, от экономической свободы, которая позволила стране воскреснуть после ужасов гражданской войны, о том, как задушили в корне все идеи и все практики этой «новой экономической политики», как на гребне этого удушения к власти пришел Сталин. Эту книгу он будет писать в течение ближайших трех лет, и напишет, и отдаст друзьям – тем самым, кто был на собраниях «мыслящих интеллигентов-марксистов» тогда, в 1968-м.
Эту книгу Лен Карпинский отдаст машинистке на перепечатку, та, в свою очередь, быстренько передаст ее в КГБ (типичная история тех лет), и сотрудники органов начнут «пасти» всю эту группу, следить за ней, поскольку в рукописи (не имевшей, кстати, даже авторства) было предуведомление о намерении издавать «независимый марксистский журнал».
КПСС очень ревниво тогда относилась к попыткам что-то улучшить, поменять в теории социализма. «Леваков» и «ренегатов» в рядах союзников – социалистических и коммунистических партий Западной Европы – советские газеты громили с пафосом, достойным партийных чисток 1930-х. Им доставалось куда жестче, куда тяжелее, чем даже классическим буржуазным политикам Запада. Они были хуже, чем враги, – они были неправильные друзья!
Поэтому то, что крамола несостоявшегося журнала была «марксистской» (что и следовало из рукописи Лациса), придавало слежке за этой группой еще большее значение – а ее установили сразу, после случая с машинисткой.
Слежка ничего не дала, журнала как будто и не было. «Группа» Карпинского – Лациса не оставила кагэбэшникам никаких улик – документов, воззваний, листовок, писем – просто ничего. Однако в 1972 году решено было их всех для начала пропустить через суд партийный (Комитет партийного контроля при ЦК КПСС), и пусть ответственные товарищи решат, оставаться ли им в партии или нет, а там уже и «органы» подключатся.
Лацис подробно описывает, как несколько месяцев практически ежедневно его таскали на Старую площадь, описывает всех действующих лиц этой истории, «злых» и «добрых» партийных следователей, описывает сам суд (заседание Комитета партийного контроля), во время которого каким-то чудом его спас от исключения старый сталинский волк Арвид Янович Пельше (герой, кстати, тогдашних анекдотов, вместе с Брежневым) – спас из-за личной приязни к его отцу Рудольфу Лацису, латышскому коммунисту 1930-х. И как повернулась в связи с этим вся история: несмотря на то, что КГБ изъял рукопись «Перелома» и тщательно изучил его, несмотря на многолетнюю слежку за автором, Лациса все-таки не посадили и даже, отозвав из Праги, из редакции международного коммунистического журнала «Проблемы мира и социализма», позволили начать работу в академическом институте. Институты Академии наук тогда были традиционным местом ссылки опальных журналистов и редакторов.
Карпинского из партии на время исключили, но… тоже позволили работать в академическом институте.
Уволили из журнала «Молодой коммунист» всю группу Карпинского: Владимира Глотова, Игоря Клямкина и… тоже позволили работать в академическом институте.
Что ж это за волшебный институт такой? – спросит в изумлении читатель. Что в нем изучали? Уж не секрет ли всемирного счастья?
Как мы уже сказали, членов партии, не принявших поворот 1968 года, было в целом немало. «Неприятие» это выразилось у всех по-разному.
Кто-то просто отказался участвовать в идеологическом обеспечении агрессии, в оправдании ввода войск в Прагу. Не написал нужные статьи или брошюры, отказался туда ехать, не пришел на партийное собрание или вышел оттуда в знак протеста.