Никита Минаков
Эхо Безмолвия
Глава 1. Падение небес
Земля, несмотря на свою обширность и величие, стремительно исчерпывала свои ресурсы. Процессы, столь знакомые всем великим цивилизациям, развивались по тому же разрушительному пути. Когда планета столкнулась с пределами своего потенциала, Земляне стали искать ответы в космосе. Инглиза, совершенно чуждый уголок Вселенной, с его неопределимыми особенностями и неведомыми возможностями, оказался тем самым спасением, которого человечество так отчаянно искало.
Но лишь немногие знали, что Инглиза была не просто планетой, а хранилищем древней силы. Этой силой, хоть и обладавшей немалой опасностью, не могли управлять даже её коренные жители — Лотаки. Они, не ведая о надвигающемся ужасе, продолжали поклоняться своим древним богам и возводить свои дома на обломках уничтоженных цивилизаций. Их раса существовала веками, на чьем фоне Земля была лишь кратким мигом. Лотаки жили по своим законам, в уединении, отдаленные от чуждого вмешательства, пока не настал момент, когда к ним пришел человек.
Лотаки были в первую очередь воинами. Их древняя культура обогатилась боевыми искусствами, глубокими философскими учениями и уважением к жизни и смерти. Но в то же время они были обречены на жестокие внутренние конфликты. Из-за своего уникального строения тела, обладавшего острыми чувствами и инстинктами, они стали мудрыми и настороженными. Их огромные глаза, как два ярких светила, следили за всем вокруг, каждый их взгляд проникал глубже, чем было бы возможным для других существ.
Но та же самая природа, что помогала им быть величественными, позволяла им быть и разрушительными. Лотаки были угрожающей расой, чьи амбиции не имели границ. Они считали Землян вторжением, раковой опухолью, которая грозила уничтожить баланс и без того шаткого мира.
Когда первые экспедиции Землян сели на Инглизу, никто не мог предсказать, что начнется война. Колонизация — это не только захват земель, но и борьба за душу планеты. Но Лотаки сопротивлялись, осознавая, что этот мир не только их дом, но и их божественное наследие. В ответ на эти угрозы и протесты, инопланетяне развернули свою жестокую политику и начали вмешиваться в дела Землян, что в конечном итоге привело к трагическим последствиям.
Сейчас, спустя десятилетия, мир Инглизы был разделен. Некоторые Лотаки продолжали борьбу, другие же, обладая своим уникальным восприятием мира, решали отступить в тень, оставляя задачу выживания следующему поколению.
Рикард Хартен был человеком, чьи глаза стали такими же пустыми и холодными, как сами планеты, которые он исследовал. Он не знал, когда именно перестал быть человеком и стал охотником за истинами, что скрывались в темных уголках космоса. В своих долгих и бесконечных расследованиях он сталкивался с ужасающими преступлениями, но ему не было суждено стать жертвой. Он стал мастером избегать удара, искусно манипулировать теми, кто стоял перед ним. Но в этот раз было по-другому.
Его шаги звучали тише, чем хотелось бы, давно, когда он шел по разрушенным улицам Сира, одного из городов, которые стали ничем иным, как фрагментами забытой истории. Кучки пепла, отражения угрюмых облаков и смазанные огни — так выглядел этот мир теперь. Здесь все казалось по-настоящему заброшенным, поглощенным войной и смертью.
Ветер в лицо, запах горящих стен — все эти ощущения стали его спутниками. За этими призрачными образами стоял другой мир, для которого он был всего лишь частью несчастной мозаики, пытаясь собрать куски разрозненных реальностей. Его взгляд был устремлен вдаль, туда, где скрывался тот, кого он искал.
Невероятно опасный, этот мир был, в сущности, полем боевых действий не только для Землян и Лотаков, но и для всех тех, кто рискнул выйти на его поле, не понимая, какие испытания им предстоят.
Рикард Хартен стоял в тени одного из старых зданий, окруженный атмосферой напряженной тишины. Небо Инглизы не давало ясного света — оно было холодным и беспокойным, как и все, что он здесь видел. Этот мир не знал покоя, и Рикард уже привык, что его окружает мрак и туман. Он заметил, как люди и Лотаки движутся по улицам, словно пешки на шахматной доске. Они всегда спешат, но никогда не торопятся.
Рикард, облаченный в свою привычную серую шляпу с высоким воротником, под которым скрывались глаза, сжимал протез правой руки. В этом мире, где хрупкая грань между жизнью и смертью была порой всего лишь мгновением, протез стал его неизменной частью — таким же привычным, как и сам воздух. Бронзовые пальцы протеза, с резкими углами и четкими линиями, были сплошной механической хваткой. Не живой, но все же обладавшей силой, способной изменить исход встречи. Словно инструмент, подбирающийся под каждое мгновение жизни, каждый шаг по грязным улицам.