Он вернулся к панели наблюдения, чтобы убедиться, что поблизости нет других. Но лес был пуст, и лишь этот странный плач нарушал привычную тишину.
— Надо разобраться, что он здесь делает, — тихо сказал Корешок самому себе.
Осторожно отодвинув небольшую панель на двери убежища, Корешок вышел наружу. Он двигался бесшумно, словно тень, но сердце в груди билось так громко, что ему казалось, это мог услышать весь лес.
Он приблизился к лотаку, который продолжал причитать, не замечая ничего вокруг.
— Почему я? — снова всхлипнул тот. — Почему я не смог спасти их?
— Эй, — произнёс Корешок, но его голос был настолько тихим, что почти слился с шелестом листвы.
Лотак вздрогнул и резко обернулся. Его заплаканные глаза блеснули в свете луны.
— Кто ты? — выдохнул Корешок, держа дистанцию. — Почему ты здесь?
— Я… я был изгнан, — простонал тот, утирая лицо грязными руками. — Скала Бакко больше не слышит меня. Я… я проклят.
Корешок сдвинул брови, его взгляд стал настороженным.
— Ты слишком громко проклинаешь себя, — сухо заметил он. — Твой плач слышно за версту. Ты хочешь, чтобы сюда сбежались те, кого лучше не видеть?
Лотак посмотрел на него с болью в глазах.
— Пусть приходят. У меня нет ничего, что можно забрать, кроме слёз.
— А как насчёт жизни? — холодно бросил Корешок, делая шаг ближе.
Плакун всхлипнул и опустил голову.
— Она уже давно не моя. Скала Бакко отвергла меня.
Корешок, продолжая держаться на расстоянии, не мог отвести взгляда от этой потерянной фигуры.
— Ты сказал, что Скала Бакко отвергла тебя, — медленно произнёс Корешок. — Расскажи, почему?
Лотак поднял взгляд. Его глаза покраснели от слёз, а голос звучал глухо и надломленно.
— Я был одним из них… одним из тех, кто верил, — прошептал он, обхватив свои худые колени. — Великая Скала Бакко — это путь к спасению. Так нам говорили старейшины. Тот, кто готов отдать всё, найдёт лучший мир за пределами этой жалкой жизни.
Корешок молча слушал, его глаза сузились.
— И что случилось? — спросил он, стараясь не показать своего скепсиса.
Плакун вздохнул, его лицо скривилось от боли воспоминаний.
— Это был последний обряд. Мы, семь лотаков, стояли на вершине скалы. Старейшины говорили, что нас ждёт небо. Они рассказывали, что в момент падения наша душа вырывается из тела и соединяется с самой Скалой. «Вы станете частью её вечности», — говорили они.
Корешок не мог скрыть своей реакции. Его губы сжались, а в глазах отразилось отвращение.
— И ты… спрыгнул?
Плакун покачал головой, его руки сжались в кулаки.
— Нет. Я не смог. Все остальные прыгнули, один за другим. Я стоял там, смотрел вниз… видел, как они исчезают в тумане. Их крики… — он зажмурился, будто пытаясь вытеснить это из памяти. — Я хотел прыгнуть, но мои ноги… они отказались слушаться.
Корешок молчал, наблюдая, как лотак пытается сдержать рыдания.
— Старейшины называли меня трусом, — продолжил Плакун. — Они сказали, что я недостоин их общества, недостоин Спасения. Меня изгнали. И тогда я пришёл к Плакунам. Они приняли меня, хотя я знаю: я для них никто.
Его голос оборвался, и он снова разразился громкими рыданиями. Корешок нервно оглянулся на лес, опасаясь, что кто-то может услышать этот шум.
— Так ты теперь изливаешь свои грехи в слезах, да? — с лёгкой насмешкой спросил Корешок.
Плакун посмотрел на него, его лицо исказилось гневом.
— Ты не понимаешь! Слёзы — это всё, что у меня осталось! Каждый раз, когда я плачу, я очищаюсь. Но… это не работает. Никто не слушает. Даже Скала молчит.
Корешок хмыкнул, но внутри чувствовал странное сожаление. Он видел перед собой не просто адепта странного культа, а сломленного, запуганного лотака, который потерял всё, что у него было.
— Знаешь, — сказал он после паузы, — плач не вернёт твоих друзей и не спасёт тебя от себя самого.
Плакун, глядя в землю, произнёс:
— Но что тогда мне делать?
Корешок задумался. Что ответить тому, кто уже находится на краю?
Корешок тяжело вздохнул, с трудом подавляя раздражение. Этот лотак с бесконечными жалобами и слезами уже начал действовать ему на нервы. Но риск был слишком велик — его убежище могло быть раскрыто.
— Слушай, — начал он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более твёрдо. — Тебе нужно уходить отсюда. Немедленно.