Свена улыбалась, глядя на него. Её улыбка всегда имела какое-то особое свойство — она словно разрушала стены, которые он воздвигал внутри себя.
— Ты готов? — шепнула она, держа его за руку.
Рикард в ответ лишь сжал её пальцы чуть крепче.
Священник произнёс слова, которые он едва слушал. Всё слилось в один тёплый поток звуков, отражавшихся в куполе церкви. В тот момент ничего, кроме неё, не существовало. Ни город, ни люди, ни даже будущее, которое уготовила ему судьба. Только она.
Когда раздались аплодисменты, и кольца мягко скользнули по пальцам, мир на мгновение замер. Владивосток за пределами церкви продолжал жить своей жизнью, но для них началась новая глава.
На выходе их встречали друзья, коллеги, даже незнакомцы, которые просто хотели разделить радость момента. Дроны с камерами кружили в воздухе, записывая каждую секунду, фиксируя этот день в вечности.
Позже они поднимались на Русский мост, светящийся огнями, и смотрели, как лунная дорога расстилалась по водной глади.
— Мы справимся со всем, — сказала она тогда. — Главное — держаться вместе.
Рикард закрыл глаза.
Прошло столько лет.
Теперь её больше нет.
Теперь нет никого.
И только холодный ветер Инглизы шептал ему голосом пустоты.
Рикард открыл глаза.
Прошлое исчезло так же внезапно, как и накрыло его. Владивосток растворился в ночной дымке, сменившись совсем другой реальностью — холодной, тревожной, живущей в ожидании грядущей бури.
Он не сразу понял, где находится. Воспоминания настолько глубоко затянули его, что сознание словно провалилось в другую эпоху, и теперь ему требовалось несколько секунд, чтобы осознать настоящее.
Перед ним простирался старый лотакский рынок.
Это место давно потеряло свой прежний облик. Днём здесь ещё можно было встретить торговцев, которые пытались продать остатки товаров, добытых контрабандой или украденных с людских складов. Но ночью рынок принадлежал тем, кто больше не имел ни дома, ни надежды. Бездомные лотакийцы укрывались в тени разрушенных прилавков, возле стен заброшенных зданий, там, где не дул ветер. Они сбивались в маленькие группы, разводили слабые костры, чтобы согреться, и обменивались крошащимися кусками сухого хлеба.
Пламя костров отбрасывало на стены дрожащие тени. Их силуэты выглядели призрачно, и в этой дрожащей игре огня и мрака была своя пугающая поэзия.
Рикард шагнул вперёд, и под его тяжёлыми сапогами поскрипывал песок, вперемешку с остатками стекла и металлического мусора. Где-то вдали слышался тихий кашель, кто-то пробормотал проклятие на своём языке, но никто не обращал на него внимания.
Он увидел Лили.
Она сидела на краю старой каменной платформы, прислонившись спиной к металлическому каркасу давно разрушенного павильона. В её глазах отражался танец пламени, а руки были сложены на груди. Она ждала его.
Но тишина этого мрачного места была не абсолютной.
Сквозь ночную мглу раздавался голос.
Глубокий, ровный, сильный.
— …и увидел я новый мир, ибо прежний мир исчез, и не осталось в нём ни боли, ни слёз… — говорил кто-то, и этот голос разносился над рынком, как эхом по пустым улицам.
Рикард нахмурился.
Он обернулся в сторону звука и увидел, как неподалёку, у самого большого костра, стоял человек. Высокий, худой, с серебряными волосами и одеждой, которая слишком сильно напоминала земные монашеские одеяния. Он стоял на возвышенности, рядом с ним лежала старая книга, и говорил — не громко, но достаточно чётко, чтобы его слышали все вокруг.
— Вы думаете, что забыты, но Всевышний слышит каждого. Вы страдаете, но страдания очищают вас. Скоро мы увидим рассвет, который принесёт новую жизнь…
— Опять он, — тихо сказала Лили, не поворачивая головы.
Рикард приблизился к ней, скрестил руки на груди и посмотрел на проповедника.
— Кто он?
— Человек с Земли, — Лили наконец повернула голову и посмотрела на него. — Его называют просто Проповедником. Он приходит сюда каждую ночь и говорит… о вере, о спасении. О том, что даже у тех, кто потерял всё, есть надежда.
Рикард усмехнулся.
— Надежда? На этой планете?
Лили пожала плечами.
— Бездомные слушают его. Им нужен хоть кто-то, кто скажет, что всё не зря.
Рикард снова посмотрел на худого человека у костра. Тот продолжал говорить, и несколько лотакийцев, сидящих вокруг, молча кивали, кто-то прикрывал глаза, словно молился, а кто-то просто грел руки у пламени.