Лили бросилась к телу Корешка. Его безжизненные, но глубокие глаза с ужасом смотрели на неё. Его детское лицо, на котором застыла одинокая слезинка, выглядело таким спокойным, словно он просто заснул, как младенец.
Лили вцепилась в его плечи, её руки дрожали, а по щекам катились слёзы.
— Корешок… — её голос сорвался. — Нет… нет… прошу тебя…
Она схватила его за лицо, провела ладонями по холодной коже, пытаясь стереть этот застывший в вечности испуг.
— Прости меня… — её губы дрожали, дыхание сбилось, а сердце колотилось в груди, как будто оно могло остановиться вместе с ним. — Прости…
Лили прижала его голову к себе, обняла, как младшего брата, которого не смогла защитить. Её слёзы падали на его мёртвые веки, пропитывали его одежду.
— Ты ведь всегда боялся… — она всхлипнула, нежно проводя пальцами по его спутанным волосам. — Но ты был смелее, чем все мы…
В комнате воцарилась тишина. Только её прерывистые рыдания нарушали гнетущее молчание.
Она всхлипнула последний раз, затем, сжав зубы и силой проглотив свою боль, поднялась на ноги.
Со слезами на глазах Лили достала из кармана кассету, взглянула на неё и спрятала обратно.
— Я не дам, чтобы ты умер зря… — прошептала она.
Она опустилась на колени, осторожно подхватила Корешка на руки. Его тело было лёгким, хрупким. Казалось, что если Лили не будет держать его крепче, он просто исчезнет.
Сжав его ближе к себе, она поднялась и, не оглядываясь, пошла вперёд, в темноту коридора.
Тень, увидев Рикарда и Артура, исчезла, растворившись в мраке. Ласточка на мгновение замерла, её глаза заблестели, и она едва слышно прошептала:
— Спасибо… Лаккель.
Она улыбнулась, будто ощутив на себе его прощальный взгляд, и вытерла слезы.
Тем временем Артур быстро двинулся к Майку Гинштайну, рванул его с места и одним движением стянул ему руки за спину, накладывая на запястья металлические фиксаторы.
— Не дёргайся, — бросил он, рывком усаживая учёного в кресло.
Майк лишь слегка улыбнулся. Его очки сползли на переносицу, а на лице читалась усталость вперемешку с довольством.
— Вам уже некуда спешить, — сказал он, голос его был слабым, но твёрдым. — Всё уже завершено.
Рикард шагнул ближе, его глаза сверкнули.
— Что завершено? Где находятся бомбы?
Майк склонил голову набок, изучающе глядя на Рикарда, словно пытался разобрать его по частям.
— О, вы, конечно, догадались, что я не мог ограничиться только протонными бомбами? — его губы тронула тонкая улыбка. — Было бы слишком просто.
Ласточка напряглась, а Артур нахмурился.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.
Гинштайн лишь усмехнулся.
— С какой стати я должен рассказывать вам всё? Вы ведь просто убьёте меня после того, как получите ответы.
— Не льсти себе, — Рикард холодно взглянул на него. — Ты нам нужен живым.
— Значит, повезло мне, — сказал Майк, но в его голосе не было страха.
Рикард склонился ближе, его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от лица учёного.
— Ты хочешь сказать, что, несмотря на всё, что ты сделал, ты всё ещё веришь, что прав?
Гинштайн тихо засмеялся.
— Знаешь, твои земляне были очень щедры, когда выгнали моего деда в космос, — сказал он. — Я бы казнил их всех за то, что они сделали с ним.
Рикард стиснул зубы.
— Казнил бы? — его голос стал ледяным. — Ты забыл, за что его изгнали?
Майк усмехнулся, но в его глазах вспыхнуло нечто опасное.
— Он пытался всех вылечить…
— Он устроил ад, — перебил его Рикард. — Миллионы умирали в мучениях, а твой дед наблюдал, записывал, экспериментировал… Как ты сейчас.
Гинштайн молчал, его пальцы дрожали.
— Ты не понимаешь… — пробормотал он.
— Понимаю, — Рикард выпрямился. — Я видел, как рушились города. Как тела лежали на улицах, а воздух был пропитан смертью. Если ты считаешь, что твой дед заслуживал спасения, ты хуже, чем я думал.
Артур скрестил руки.
— Достаточно. Нам нужно узнать, что он задумал.
— Он не скажет, — процедила Ласточка. — Но у нас есть способы узнать это без его слов.
Она достала из кармана небольшой прибор и прижала его к виску Майка.
— Посмотрим, что творится в твоём разуме.
Гинштайн вздрогнул, но ничего не сказал. Только его глаза засверкали чем-то, похожим на безумное восхищение.
Как только Ласточка активировала прибор, по телу Майка Гинштайна пробежал мощный электрический разряд. Он дёрнулся, но не закричал — лишь стиснул зубы, а затем раздался резкий треск: прибор вспыхнул и разлетелся на куски.