Выбрать главу

Мальчик часто видел его.

Каждую неделю подросток — сын главы — приходил в комплекс. Они обнимались, смеялись, разговаривали. Глава с гордостью показывал ему лаборатории, тренировочные залы, указывал на ряды мальчишек, выполняющих упражнения.

— Они — будущее, Рикард, — говорил глава, кладя сыну руку на плечо.

Подросток кивал, но иногда мальчик ловил его взгляд. Он видел, что тот не понимал. Не осознавал, что происходит за стеклом.

Время шло. Они росли.

Дни превращались в недели, недели в месяцы. Красные флаги медленно сменялись новыми цветами.

Проект начал разрушаться.

Офицеры говорили шёпотом, генерал больше не появлялся, а в кабинетах стали звучать незнакомые голоса.

А потом пришло известие. Проект сворачивают. Все, кто прошёл программу, станут частью новой жизни.

Но мальчик знал, что жизни у них никогда не будет.

Они стояли в шеренге.

Замерзший бетон под ногами, серые стены, тусклый свет ламп.

Перед ними — люди в форме.

Говорили чётко, хладнокровно. Без эмоций.

— Вы — вершина человеческой эволюции, — голос звучал уверенно, почти с уважением. — Государство вложило в вас всё, дало вам силу, разум, ловкость, скорость, сделало вас тем, кем вы являетесь.

Пауза.

— Теперь вы можете выбрать.

Тишина.

— Первая дорога — служба. Центр Управления Вселенной, особые подразделения, разведка, секретные операции. Вы будете делать то, для чего вас создали.

Новый выдох.

— Вторая дорога — пустота. Вы будете не нужны.

Они понимали.

Отходный материал.

Мальчик смотрел в сторону.

Брат сделал шаг вперёд.

Он выбрал.

Мальчик закрыл глаза. Остался на месте. Как и ещё несколько человек.

Их вывезли ночью. Тайно. За городом ждала яма.

Они понимали, что это конец.

Когда в воздухе прозвучал первый выстрел, он не вздрогнул. Один за другим они падали. Кровь стекала на влажную землю.

Очередь дошла до него.

Выстрел. Тьма. Холод. Боль.

Но он не умер.

Он очнулся в грязи.

Тело ломило, правая рука не слушалась.

Выжил.

Пуля прошла вскользь, срезав кожу, но не пробила кость. Кровь уже запеклась на холодной земле.

Они ушли.

Они не проверили тела. Никто не спускался в яму, не добивал. Они просто развернулись и уехали, решив, что сделали свою работу.

Он поднялся на ноги.

Каждый шаг был пыткой.

Ветер бил в лицо, мороз впивался в кожу.

Он не знал, сколько шёл. Час? Два? Всё слилось в одну непрекращающуюся боль.

Где-то впереди показался дом.

Старый, покосившийся.

Он добрёл до двери, постучал.

Тишина.

Постучал ещё раз.

Глухо, но изнутри раздался звук шагов.

Дверь приоткрылась, и в узком проёме показалось лицо.

— Ты… кто?

Голос был старый, хриплый.

— Помоги, — выдавил он.

Молчание.

Затем дверь распахнулась, и его впустили внутрь.

Внутри было тепло.

Костёр потрескивал в камине, запах горелого дерева смешивался с сыростью.

Старик усадил его, дал воды.

— Кто ты? — спросил он снова.

— Никто, — хрипло ответил он.

Старик кивнул, осматривая его рану.

— Ты один из тех?

Он не ответил.

Но старик уже всё понял.

— Ты выжил, — пробормотал он. — Значит, у тебя есть цель.

Он поднял на него ледяной взгляд.

— У меня нет ничего, кроме ненависти.

— Кому?

— Всем.

— В первую очередь?

Он сжал пальцы.

— Моему брату.

Старик усмехнулся.

— Но ведь он сделал выбор. Ты мог поступить так же.

— Мог. Но не сделал.

— А ещё кто?

Глаза почернели от гнева.

— Хартен.

— Какой?

— Энтон Хартен.

Старик кивнул.

— Значит, ты хочешь мести?

— Да.

— Тогда у тебя есть возможность.

Старик медленно поднялся и подошёл к старому шкафу.

Он отодвинул полку, открыл спрятанный отсек и достал небольшую эмблему.

На ней был изображён чёрный клинок, окружённый символами.

— Это что? — спросил он.

— Это ключ.

Старик протянул ему эмблему.

— Кларион.

— Что это?

— Те, кто помогут тебе сделать то, что ты задумал.

Он взглянул на эмблему, и его губы дрогнули в усмешке.

— Где их найти?

— Они сами найдут тебя. Если ты правда этого хочешь.

Он сжал эмблему в окровавленной руке.

— Я хочу.

Прошло несколько лет.

Роман Богров исчез.

Тот мальчик, что некогда стоял в холодной яме, среди тел своих товарищей, умер там вместе с ними.

Теперь остался только он — человек без прошлого, без имени, без души.