Я вскричал, обращаясь к Ланен, — бессловесный крик мой выражал потерю и обреченность, ибо в душе я знал, что это равносильно гибели всего того, о чем мы говорили на Совете. Развернувшись на крыльях Ветра, я понесся со стремительностью мысли, взывая на лету к Шикрару:
«Шикрар, Хранитель душ, что я должен сделать?»
«Акхор, сердечный друг мой, встреть меня в Чертоге душ, — прокричал Шикрар в ответ, голос его разума был слабым от отчаяния. — Потеряны, потеряны! Дважды прокляты и дважды утпрачены! О предки мои, будьте свидетелями моей клятвы: я верну их!»
Все-таки в душе мы братья…
Ланен
Шикрар присел к земле, собираясь взлететь, но я прокричала — одновременно и вслух, и на Языке Истины:
«Старейший, не оставляй меня здесь! Я знаю, что приключилось: я слышала зов Потерянных, как и ты! Унеси меня отсюда, молю тебя!»
С таким же успехом я могла хранить молчание.
«Нет времени!» — выкрикнул он и одним мощным взмахом широких крыльев взмыл в ночное небо. Нас при этом чуть не сдуло.
— Проклятье! — выругалась я, когда Шикрар исчез. Мы с Реллой поднялись с земли, отряхиваясь.
— Во имя всех Преисподних, что произошло? — спросила она.
— Расскажу тебе все на бегу, — ответила я и собиралась было уже последовать в ту же сторону, куда улетел Шикрар, как вдруг позади меня и откуда-то сверху прогремел невообразимый рев. Подчинившись внутреннему чувству, я бросилась наземь под вой ветра и хлопанье драконьих крыл и увидела, как еще один дракон стремительно взмывает в небеса. В лунном свете судить было сложно, однако этот был явно крупнее и ярче Кейдры, и я знала, что поблизости мог быть лишь один, чья ярко-медная шкура настолько отражает лунный свет.
Ришкаан. Будь все проклято!
«Кейдра! Быстро ко мне!» — выкрикнула я, таща за собой Реллу, и встретилась с ним на полпути от пещеры Акора.
Марик
Ноги мои слабеют, прежняя боль вновь вернулась, пока я кое-как бегу с этой драгоценной ношей на плечах. Но ковыляю я во всю прыть.
Будь я проклят, это знак, о котором предупреждал Берис! У горла покалывает; амулет оттягивает шею и с каждым шагом пронзает серрдце острой болью. Рана на груди, где я оцарапался его шипами, горит, ощущая близость пламени ракшасов; ия не могу избавиться от этих голосов, идущих от каменьев. Как это камни могут говорить? Они прокляты — может, они сами демоны? О владыки Преисподних, что же я такое тащу?
Отведенные мне два часа почти истекли.
Не могу отыскать Рубеж! Что же это, ведь лишь прошлой ночью я возвратился без помех? Эти камни — они поют, я слышу, как они пытаются говорить, и звуки эти сбивают меня с толку, я ничего не вижу, несмотря на яркую луну. Камни и эта золотая миска давят меня, не дают бежать. Проклятие Преисподних, мне надо выбраться отсюда!
Только и могу, что продолжать ковылять да надеяться, что наткнусь случайно на Рубеж. Повелители Преисподних, направьте того, кто жаждет служить вам! Первый из этих каменьев я преподнесу вам в дар, если проведете меня через Рубеж.
Проклятье! С каждым вздохом мне слышатся шаги позади, я постоянно ощущаю горячий ветер, предвещающий мне смерть. Я видел, с какой яростью один из них уничтожил демона, изнаю, что поплачусь жизнью, если действие амулета закончится раньше, чем я покину запретные земли. Я не забыл труп того юнца, который осмелился пересечь границу, я даже есть после этого не мог. Что они сделают со мной, если поймают меня с этими величайшими сокровищами?
Быстрее, приятель, быстрее! Зубья Преисподних! Голоса камней все так же громки и пронзительны; от ужаса у меня мороз пробегает по хребту, отдаваясь в костях, ноги немеют, сердце замирает от холода — того и глядишь, останусь тут навсегда застывшей в вечном беге ледяной статуей!.. Твоя жизнь в твоих руках, Марик! Беги, беги что было сил, если они у тебя еще остались! Биение в амулете совпадает со стуком сердца — все быстрее и быстрее. Вот он!
В лунном свете впереди темнеет Рубеж, за бревенчатой оградой — спасение! Быстрее мысли, Марик, беги, беги — через нее! Все, она позади! Сорви проклятый амулет, он теперь жжет грудь и руку при малейшем прикосновении — отбрось его прочь. Я замедляю шаг, задыхаясь, и вижу, как амулет вновь ярко сияет, такой же вспышкой, что и вначале, но теперь сияние багряное, словно свет проходит через кровавую пелену. Он лежит на земле, разгораясь все сильнее. Я не Могу отвести от него взгляда, он приковывает меня, словно алая звезда, павшая с неба.
Наконец я отрываю глаза и припускаюсь дальше — теперь на юг где меня ждет корабль, который увезет меня прочь от этого ужасного места.
Шикрар
Каждую кость в моем теле пронзила боль, когда самоцветы душ Потерянных были украдены, все мои чувства кричали мне, чтобы я мчался в Чертог душ, — так я и сделал, положившись на свои стремительные крылья. Не успел я коснуться земли, как явился Ришкаан, и ярость, полыхавшая у него в глазах, напугала меня. Акхор спешил изо всех сил, но он был далеко к западу.
Я пытался урезонить Ришкаана, но с таким же успехом мог бы обращаться к камню. Он пронесся мимо меня в чертог, исступленно нюхая воздух.
— Никакого запаха, никакого — как такое возможно? Должны же быть какие-то следы, обязательно должны.
— Ришкаан, вспомни, что говорила гедри Релла: он уже раньше бывал здесь, а мы не знали об этом. Так нам его никогда не найти.
Взметнув голову, он посмотрел мне в глаза.
— Ты прав, — сказал он, и голос его был полон железной решимости. — Должно быть, он скрылся. — Ни на миг больше не задерживаясь и не докончив своей мысли, он промчался мимо меня и скрылся во мраке.
Я не мог последовать за ним, да и не хотел. Если Ришкаан жаждал мести, если в своей ярости он готов был уничтожить этого Марика — я не стану вставать у него на пути. Я решил дождаться Акхора здесь, в своем обворованном чертоге, где самоцветы душ моих предков с презрением смотрели на потерпевшего провал Хранителя душ.
Речь Ришкаана,
услышанная по запросу Акхора, Серебряного царя кантршиакримов, во время Вызова предков
Самоцветы душ Потерянных громко пропели о своем похищении, я не мог оставить их зов без внимания. Мне удалось застать Кейдру врасплох, я оттолкнул его к стене, все-таки, он намного моложе и меньше меня, и, едва выбравшись из пещеры Акхора, я взмыл в небо, направляясь к Чертогу душ.
Не только кража вынудила меня на это. Я не мог избавиться от того видения, оно висело у меня перед глазами, подобно солнцу. Акхор был мертв, и тело его обратилось в прах — это было горько видеть, однако всех в конце концов настигает смерть. Гораздо хуже — хуже всего, был устрашающе ясный образ этой гедри Ланен и ее отпрысков. Это были жуткие порождения союза двух Родов, способные по желанию менять свое обличие с одного на другое. При виде столь чудовищного искажения внутри у меня разбушевалось яростное пламя. Я бы отдал всю свою жизнь, лишь бы только предотвратить этот омерзительный исход.
Серебряный царь, Акхор Мудрый — я так прежде на него надеялся! Он должен преодолеть в себе чувство к этому детищу гедри. Это было лишь временным умопомрачением. У него впереди еще много лет — он сумеет достигнуть цели, ради которой был рожден.
Если, конечно, то, что я видел во сне, не сбудется.
Я увидел, как у входа в пещеру раньше меня приземлился Шикрар, но время нежностей и повиновения миновало. Я первым забежал в чертог, слабо освещенный лунным и звездным светом, струившимся сверху через отверстие в своде и отражавшимся короткими мерцающими искорками в самоцветах предков на дальней стене.
«Когда-нибудь и я займу свое место там, — подумал я коротко. — Хорошее окончание долгой жизни: покой, отдых и голоса потомков, взывающие к тебе по временам». Зная, где должны лежать самоцветы Потерянных, я повернулся, чтобы узреть их мерцающую глубину, и, несмотря на то, что уже все знал, раскрыл рот, молча уставившись на пьедестал, где они покоились почти пять тысяч лет, который теперь сиротливо пустовал. Лишь память осталась о них.