Он удивленно поглядел на нее.
— Что случилось?
— Ничего… Я просто… Нет, ничего.
— Нет, скажи. — Он пригвоздил ее своим голубым взглядом, и что-то заставило ее выпалить правду:
— Мне показалось, что я видела его раньше! Как если бы… он был моим. — Она покачала головой. — Нет, нелепость какая! Он пролежал в земле тысячу лет.
Хокон задумался.
— Возможно, и не такая уж нелепость. Ваша семья связана с этим местом бог знает как долго. Помнишь, мы вчера говорили о реинкарнации? Даже если и не вещь сама по себе, а какое-то глубоко укоренившееся воспоминание о том, что он принадлежал семье, каким-то образом перешло к тебе.
— Ты действительно так считаешь? — Мию удивила эта мысль: никогда раньше она не думала, что такое возможно.
— Почему бы и нет? Есть много вещей, которых мы не понимаем. Это может быть некая генетическая особенность, и, вероятно, когда-нибудь ученые смогут это объяснить.
— А может быть, просто моя фантазия. Давайте зарегистрируем его и рассмотрим получше, когда он будет как следует очищен.
— Хорошо. Однако я хочу, чтобы это сделала ты, как эксперт-хранитель экспедиции.
— Если ты настаиваешь… — Мия знала, что ей будет трудно находиться рядом с крестиком и не алкать его. Лучше было бы сразу отправить его в музей для очистки.
Когда остальные, возбужденно галдя, столпились вокруг них, чтобы полюбоваться находкой, ей пришлось сдержаться, чтобы снова не потянуться за ним. Он мой! Эта мысль эхом отозвалась в мозгу, но она подавила ее. Даже если бы крестик принадлежал кому-то из ее пращуров, сейчас она не имела на него прав. Вообще никаких.
Шли дни. Кери и новые рабы привыкли к обыденному распорядку, которому следовало поселение Хокра, как если бы всегда были его частью. Им выдали верхнюю одежду из грубой шерстяной ткани, а мальчикам еще и штаны, которые, хоть и изрядно поношенные, вполне годились на такой случай. Не было смысла пытаться бежать — им дали понять, что наказание, если тебя поймают, будет настолько ужасающим, что впору будет пожалеть, что не умер, — и все, казалось, приняли свою судьбу с хладнокровием, на какое только были способны. В речах односельчан, с которыми она говорила, слышались смирение и готовность терпеть, хотя некоторые из молодых людей все еще выказывали упрямство, когда хозяина не было поблизости. На Кадока, который сможет их выкупить, была их единственная надежда, но никто не ждал перемен раньше весны.
Кери не сказала им, что, со слов Хокра, выкуп примут только за нее. Будет время взглянуть правде в глаза, когда они доживут до такого дня. Кроме того, она была полна решимости убедить Кадока заплатить за всех, даже если ему придется для этого залезть в долги. По крайней мере, пленников здесь сносно кормили, хоть еда и была однообразной — в основном ячменная каша. Но дома они ели примерно то же самое, и никто не жаловался.
У каждого раба был свой урок, и хотя Хокр ясно дал понять, что с ней будут обращаться по-другому, Кери не протестовала, когда леди Рагнхильд приказала ей помогать чесать шерсть, прясть и ткать.
— Ты обязана заниматься и этим тоже, но не забывай присматривать за моей дочерью, — сказала Рагнхильд таким тоном, будто это было наименьшее, что Кери могла бы сделать. — Хотя та все равно большую часть времени просто сидит и смотрит в пространство.
Это была неправда, по крайней мере, так больше не было. Кери и Йорун сблизились, и малышка повсюду следовала за ней. Она чаще оживлялась, проявляя интерес ко всему, что делала наставница. Странные звуки продолжались, но она, казалось, не страдала при этом, как прежде.
— А кто ходил за ней раньше? — Кери осмелилась задать этот вопрос, пока они вместе с Эйсе сортировали шерсть по типу волокна и цвету, а затем чесали ее, прежде чем отправить на ткацкий станок. У местных овец шерсть состояла из двух слоев, причем волокна с внешней стороны были длиннее и грубее и поэтому больше подходили для создания основы. Внутренний слой был намного тоньше и использовался для утка. Расчесав, шерсть скручивали в непрерывную нить. Кери привыкла управляться с веретеном, так что ей это было не в диковинку — она была быстрой и опытной пряхой.
— Никто. Как я уже тебе говорила, она в основном просто бродила одна. — Взгляд Эйсе метнулся по углам хижины, словно она хотела убедиться, что никто больше не подслушивает разговор. — Люди думают, что это дело рук троллей. Что ее испортило колдовство, трольдом. Поэтому они не хотят иметь с ней ничего общего.