— Просто не верится, это же меч викингов! Настоящий меч викингов, и никаких следов ржавчины. — Она повернулась к Айвару. — Где, черт возьми, он его взял? — Мия не добавила, что Торессон, вероятно, не имел права владеть им, а если и имел, то, безусловно, обязан был сдать его в ближайший музей. Это была невероятная редкость.
— О, папа говорит, что это семейная реликвия. Его любимый, и на лезвии даже написано «Торессон» или что-то такое. Он показывал его мне, но я не умею читать руны так, как ты. Хотя и хочу научиться. Я собираюсь стать археологом, я уже решил.
Мия едва расслышала его слова, скользя взглядом по обоюдоострому лезвию, которое, хотя и было кое-где тронуто ржавчиной, все еще выглядело вполне смертоносным. Оно было украшено выгравированными узорами, и на одной стороне обнаружилась надпись, о которой говорил Айвар. «Я — Убийца людей, Торальд несет меня», — прочитала Мия, переводя с древнескандинавского.
— Что?
— Так там написано; это значит, что им владел человек по имени Торальд, и он назвал свой меч Человекоубийцей.
— У их мечей были имена? Звучит немного по-диснеевски, правда? Ну, что-то вроде Экскалибура.
Мия рассмеялась.
— Думаю, да, но, может быть, именно отсюда Мерлину пришла в голову эта идея, или наоборот.
— Значит, там ничего не говорится о Торессоне? А папа казался таким уверенным.
— Боюсь, что нет, хотя ваша фамилия вполне может происходить от имени Торальд. «Сын Торальда» легко превратится в Торессона, если произнести быстро. Как тебе кажется?
Мия положила меч обратно и пошла вдоль множества стеклянных витрин, хмуро разглядывая их содержимое. Там в изобилии находились предметы эпохи викингов, в основном оружие: ржавые старые топоры, лезвия ножей и снова мечи — проржавевшие подобия того, что Хокон с товарищами нашли в кургане. Были также украшения и предметы первой необходимости — головные гребни, ключи и кухонная утварь. Наконец она остановилась перед витриной, которая, казалось, вообще не имела никакого отношения к викингам, но содержимое которой заставило ее глаза расшириться, а мышцы живота непроизвольно сжаться. В витрине красовался нацистский флаг, а рядом — несколько нарукавных повязок, пистолет и что-то похожее на дарственный экземпляр «Майн кампф». Мия нахмурилась и посмотрела на Айвара, следовавшего за ней.
— Я знаю, — сказал он, как будто ожидал, что она прокомментирует увиденное. — Мне это тоже не нравится, но папа, типа, помешан на чистоте генов. Он называет их арийскими и говорит, что Гитлер был прав, хотя и пошел по ложному пути. Папа говорит, что чистые скандинавские гены нужно сохранять, а не разбавлять, и всякое такое. — Мальчик скорчил гримасу, когда произносил это слово. — Что-то насчет того, что светловолосые люди вымрут примерно за двести лет. Хотя это не про отравляющий газ и прочее; он просто считает, что мы не должны вступать в браки с иностранцами, которых теперь пускают в страну. Не хочет, чтобы я даже разговаривал с детьми-иммигрантами в моей школе.
— Ты это серьезно? — Мия пристально взглянула на него. — Это… — Она не находила слов.
Айвар, казалось, не обиделся. Вместо этого он слегка улыбнулся и пожал плечами.
— Довольно безумно — да, но что я могу поделать? Я никому не могу рассказать, потому что тогда у отца могут быть неприятности, а меня, вероятно, отправят в какой-нибудь интернат или что-то в этом роде. В любом случае скоро я вырасту и буду жить сам по себе. Тогда папа сможет засунуть свои деньги куда подальше. Если я женюсь, то на ком захочу; я не собираюсь выбирать девушку только потому, что у нее светлые волосы и голубые глаза. Я имею в виду, это просто глупо. Кроме того, я смотрел в Интернете — это утка, самая настоящая. Блондины вовсе не исчезают. Я пытался сказать ему, но он очень разозлился, и поэтому я заткнулся.
Мия все еще была ошеломлена.
— Откуда у него эти идеи? — осмелилась спросить она.
— Его бабушка — немка. Папа сказал, что она была кем-то вроде Бундмэдель до того, как вышла замуж за шведа.
— А, понятно.
Бунд дойче мэдель, или Союз немецких девушек, был женским крылом молодежного движения нацистской партии, гитлерюгенд или югенд. Мия слышала о них. Эта женщина, очевидно, привезла свои убеждения с собой, когда переехала в Швецию, и позже внушила их внуку.
Неудивительно, что у Айвара не было друзей; он, вероятно, боялся приводить их домой из опасения, что его отец начнет говорить что-то странное.
— Иди сюда. — Он поманил ее к другой витрине. — Вот то, что я вообще-то хотел тебе показать.