– Все каналы открыты, – ответил оператор.
– Передайте приказ – никаких пленных. Сегодня мы показываем всем, что значит настоящее возмездие.
Он снова подошёл к окну, наблюдая, как огонь пожирает очередной район города. В его глазах читалась странная смесь безумия и абсолютной ясности. Он не был героем и не стремился им стать. Он был хирургом, который режет плоть ради спасения пациента. Только пациентом был весь человеческий род.
– Запись нового обращения через час, – сказал он, поворачиваясь к своей команде. – И подготовьте данные о потерях Совета. Люди должны знать, насколько эффективен наш метод.
Кросс задумался. Он помнил каждый момент, проведённый с дочерью, каждую свою попытку сделать её сильнее. Запертая комната, пощёчины за слабость, холодные уроки выживания – всё это было его любовью, искажённой войной и ненавистью.
Лире было шесть, когда произошло то, что изменило всё. Люди и не-люди наконец-то решили прекратить кровопролитие. Но цена мира оказалась слишком высока – его жизнь стала одним из условий перемирия. Оттавио помнил тот день, как будто это случилось вчера: предательство собственных людей, обман, внезапное нападение. Его вырубили как собаку, а когда он пришёл в себя, был уже пленником.
Пытки следовали одна за другой, но хуже физической боли была мысль о том, что его маленькая девочка осталась одна. Он знал, что Хэнсен возьмёт её к себе – старый друг не подведёт. Но этого было недостаточно. Лира нуждалась в отце, а он не мог быть рядом. Каждый удар током, каждую рану Оттавио переносил только благодаря образу своей дочери. Её светлые волосы, серьёзный взгляд – это держало его на грани жизни.
Годы шли, а он продолжал бороться. Иногда ему снилось, как Лира выросла, стала красивой девушкой. Во сне она всегда понимала, что все его жестокости были ради её же блага. Но реальность, которую он узнал много лет спустя, оказалась иной – его дочь действительно возненавидела его. И эта боль оказалась сильнее всех пыток вместе взятых.
Хэнсен же, получивший шестилетнюю девочку на воспитание, столкнулся с живым воплощением войны. Маленькая Лира почти не разговаривала, постоянно вздрагивала от резких движений и часто просыпалась с криком. Пол видел, как она пыталась стать сильной, подражая тому, чему учил её отец. Но вместо стальной закалки получалась лишь раненая душа ребёнка, слишком рано узнавшего жестокость мира.
Когда Лира начала взрослеть, её ненависть к имени "Кросс" становилась всё очевиднее. Она выбрасывала все вещи, связанные с отцом, отказывалась говорить о нём. А Хэнсен молча наблюдал, как девочка, которой он посвятил жизнь, превращается в женщину, несущую в себе тяжесть прошлого. Тяжесть, которая должна была бы лежать на плечах её отца, если бы его выборы не привели к такому финалу.
И всё же, даже находясь в заточении, Оттавио продолжал надеяться. Надеяться, что однажды он сможет объяснить дочери, почему сделал то, что сделал. Почему его жестокость была неспособностью показать любовь, а не её отсутствием. Почему каждый удар, каждый час в темноте был шагом к тому, чтобы сделать её достаточно сильной для этого жестокого мира.
Но время шло, и с каждым годом эта надежда становилась всё призрачнее. А образ взрослой Лиры всё чаще смешивался в его сознании с детским лицом шестилетней девочки, провожающей его взглядом в то последнее утро, когда он ещё был свободен.
Оттавио получил сообщение от одного из своих агентов внутри академии Зенотар. Дочь. Она там. Жива. Учится. Общается с другими расами. Его лицо исказила гримаса, но через секунду он снова стал невозмутимым расчетливым лидером.
– Добавьте в следующее обращение, – произнес он холодно, – особый раздел о предателях рода человеческого. О тех, кто предаёт свою кровь, смешивается с чужими.
Огонь продолжал полыхать. И с каждым днём его пламя становилось всё ярче, всё неудержимее. Потому что за ним стояла не просто идея – за ним стоял человек, который знал, как заставить других поверить. Как заставить их видеть мир его глазами. Даже если это означало сжечь всю вселенную дотла.
Глава XIV Оттавио.
Оттавио Кросс был не просто молод – он был живым воплощением энергии, которая требовала выхода. Его офицерская форма всегда сидела безупречно, но под этой маской дисциплины скрывался человек, чьи страсти бушевали как ураган. В свои двадцать семь он уже знал, что такое настоящая любовь – Сара была его вселенной, его единственным местом покоя в мире.
Каждый вечер он возвращался домой, и первое, что он делал – это обнимал свою жену. Не потому, что хотел показаться романтичным или следовать каким-то социальным нормам. Нет, это было физическое, почти животное желание прикоснуться к ней, почувствовать её тепло, убедиться, что она всё ещё здесь, рядом, настоящая. Его пальцы скользили по её спине, запутывались в длинных каштановых волосах, а губы находили точку на её шее, которая никогда не переставала вызывать у неё дрожь.