– Я должен идти, – сказал он, когда Сара подала ему форму. Его голос дрогнул, хотя он и пытался сохранять самообладание.
– Я знаю, – ответила она, помогая ему застегнуть воротник. Её руки дрожали, но она делала вид, что ничего не происходит. – Просто... вернись, хорошо?
Он кивнул, не в силах произнести ни слова. Потому что если бы он начал говорить, то не смог бы остановиться. Кросс обнял жену так сильно, что она слегка поморщилась, и поцеловал в последний раз – долго, глубоко, словно пытаясь вложить все свои чувства в этот единственный момент.
– Люблю тебя, – прошептала она, когда он уже стоял у двери.
– И я тебя, – ответил Оттавио, не оборачиваясь. Потому что если бы он обернулся, то точно остался бы.
После этого начался кошмар. Каждую минуту, проведённую на поле боя, он представлял себе, как Сара лежит в больнице, как врачи бегают вокруг неё, как ребёнок появляется на свет без него. В самые тёмные моменты он видел совсем другие картины: кровь, крики, пустые глаза Сары, смотрящие в потолок...
Но хуже всего было то, что Оттавио не мог позвонить. Никаких сообщений, никаких звонков – полная радиомолчание. Полная изоляция. Он жил в аду собственных страхов, держась только на одном: мысли о том, что скоро всё закончится и он вернётся домой. Вернётся к ним.
Когда миссия завершилась, Кросс даже не стал ждать официального разрешения. Бросив всё на полпути, он помчался домой, представляя себе тысячи вариантов встречи: как возьмёт на руки свою маленькую дочь, как обнимет Сару, как начнёт новую жизнь, полную мира и радости.
Но когда Оттавио открыл дверь их дома, там никого не было. Только мрак и тишина, которая кричала громче любых слов.
Оттавио метался по городу как безумный. Каждый шаг эхом отдавался в его сознании, каждая тень казалась силуэтом Сары. Мужчина заглядывал в каждый переулок, проверял каждую больницу, звонил всем, кто мог знать хоть что-то. Но ответ был один: Сары нигде нет.
Его коммуникатор молчал, а каждое новое сообщение на экране лишь добавляло тревоги. "Почему она не берёт трубку? Почему никто ничего не знает?" – эти вопросы крутились в его голове, словно заезженная пластинка.
Время будто замедлилось. Каждая секунда растягивалась в вечность, пока Кросс бежал по улицам, пытаясь найти хотя бы намёк на то, что случилось. Его военное прошлое подсказывало худшие варианты: похищение, несчастный случай, нападение... Всё это преследовало его мысли, пока он продолжал поиски.
Наконец, когда надежда начала угасать, его коммуникатор завибрировал. Неизвестный номер. Оттавио схватил устройство так сильно, что едва не сломал его.
– Офицер Кросс, – голос в трубке был официальным, но дрогнул на последних словах. – Ваша жена...
Его сердце остановилось. Один удар. Два. Три. Слишком медленно, слишком громко.
– Где? – одно слово вырвалось из горла силой, которую он едва мог контролировать.
– Центральная больница, – ответили ему. – Реанимация.
Он даже не помнил, как добрался до больницы. Когда Оттавио вошёл в больничное крыло, запах антисептика ударил в нос так сильно, что на мгновение перехватило дыхание. Врачи говорили что-то о нескольких ножевых ранениях, о потере крови, о том, что она долго пролежала без помощи...
– А ребёнок?
– Жив, – главврач положил руку ему на плечо. – Сильная малышка. Но ваша жена...
Оттавио Кросс никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Даже на войне, где каждая секунда могла стать последней, он всегда знал, что делать. Но сейчас? Сейчас он просто метался по больничным коридорам как загнанный зверь, пока медсёстры пытались его успокоить.
– Моя жена... Моя дочь... Где моя дочь? – его голос срывался, хрипел, превращался в рык. Пальцы сжимались в кулаки так сильно, что ногти впивались в ладони. Врачи говорили что-то о стабильном состоянии, о том, что ребёнок слишком маленький, но живой. Он даже не слышал их – перед глазами стояло только лицо Сары. Её улыбка, когда она говорила о будущем материнстве. Её руки, поглаживающие округлившийся живот.
Полицейские докладывали что-то про ограбление, про случайную жертву, про задержанного подростка-ксендрианца. Но слова были пустыми звуками. Оттавио слышал только один звук – писк кардиомонитора, к которому была подключена его новорожденная дочь.
Маленькая, хрупкая, вся в проводах и трубках. Он смотрел на неё через стекло реанимационного отделения и видел только одно: последний кусочек Сары, который ему оставили. Его маленькая принцесса, ради которой мать отдала свою жизнь.
– Я защищу тебя, – прошептал Кросс, прижимая лоб к холодному стеклу.