— Эта капуста выращивается для работников фанерного завода. Они такие же блокадники, изголодавшиеся люди, ждут не дождутся, когда вырастут кочаны.
Майор тоже что-то мне выговаривал, но от стыда я ничего не слышал. Закончилась эта история десятью сутками гауптвахты со строгим режимом, то есть с ограничением питания.
Уже после войны, работая в Ленинградском областном комитете КПСС, в отделе строительства, я как-то встретил директора фанерного завода Ботвинника. Узнал, что во время войны он тоже был директором этого завода в п. Понтонном. Я спросил его, не помнит ли он капустное поле в первое послеблокадное лето?
— Как же, как же, конечно помню. Капуста наш коллектив здорово выручила. Каждый работник получил по мешку кочанов, а в то время это было огромным подспорьем к скудным продуктам, выдаваемым по карточкам.
Я ему рассказал свою историю с кочанчиком капусты, срезанным мною.
— Ну, тогда таких случаев было много. Кругом солдаты, и нам приходилось бдительно охранять капустное поле. Но майора Мошнина помню, я с ним сотрудничал, кое-чем он помог заводу — грузовичок выделял, проводочков подкинул.
Радиовзвод обеспечивал связь в частях укрепрайона в основном на радиостанциях средней мощности РБ и РБМ, что это значило? «Рация батальонная, модернизированная». Паспортная мощность их составляла до 100 километров. Так как части укрепрайона дислоцировались в пределах расстояний, равных мощности раций, то мы постоянно обеспечивали устойчивую радиосвязь в нашем соединении.
Укрепрайон подчинялся штабу Ленинградского фронта, однако оперативно входил поочередно в состав 55, 42, 67 армий. Полевые части этих армий больше месяца не находились в зоне укрепрайона, часто сменялись новыми, наши же ОПАБы постоянно, годами держали оборону на закрепленных за ними участках фронта. Специалисты роты связи постоянно колесили из батальона в батальон, хорошо знали весь комсостав ОПАБов, до мельчайших подробностей изучили рельеф, «флору и фауну» всей прифронтовой полосы. Полевые провода были протянуты во все точки обороны, сеть их исчислялась сотнями километров и эту сеть связисты обязаны были держать в боевой готовности. Обрыв провода, потеря связи — ЧП, немедленно принимались меры к ее восстановлению. Ни дождь, ни слякоть, ни гроза, ни ураганный огонь немцев не могли быть причиной задержки выхода бойцов на линию.
Основная работа бойцов радиовзвода — дежурство на рациях, обеспечение радиосвязи. Это — в обороне. Когда же начиналось наступление, все подчинялось единой задаче: связь любой ценой. Свободные от дежурства радисты, а это в основном мужики-парни, шли с катушками полевого провода в пекло боя, чинили порванные от обстрела и бомбежек провода, ходили посыльными с донесениями в батальоны и роты, а в случае прорыва линии фронта — брались за винтовки и ложились рядом с бойцами ОПАБов, отбивали атаки врага.
Не помню, как это получилось, но мне часто приходилось работать с Николаем Астафьевым. Вот и на этот раз получили задание отбыть в 72-й Ижорский ОПАБ, заменить там убитых радистов. Пробраться в Колпино, где располагался штаб этого батальона, можно было по довоенной асфальтовой дороге. Но она беспрерывно обстреливалась, и здесь были большие потери в частях, использовавших эту дорогу. Во всяком случае, наши бойцы из других взводов редко пользовались этой дорогой, а передвигались окольными путями. Мы тоже решили двигаться ими. Получив продукты питания, патроны, гранаты и все необходимое, двинулись в Колпино. Узкая, извилистая грунтовая дорога петляла между железнодорожными путями, мостами, разбитыми строениями. Несколько раз вблизи грохнули разрывы снарядов. Повсюду валялись разбитые автомашины, повозки, лафеты орудий. В зданиях ни одного целого окна, зияли пробоины в стенах словно решето. Однако везде чувствовалась жизнь — вся земля нашпигована расположившимися повсеместно частями. Каждый клочок земли был освоен солдатами. В каком-то узком проулке, между двумя огромными заводскими стенами, нас настиг интенсивный артобстрел. Осколком снаряда Астафьев был ранен в колено правой ноги. Мы перевязали рану, к счастью, она оказалась небольшой (осколок срезал кусок ткани с колена). Однако передвигаться самостоятельно мой товарищ не мог. Возникла проблема, что делать — возвращаться в роту или добираться до батальона? Решили идти в батальон. Держась за мою шею, Астафьев медленно ковылял по дороге. Весь его груз я переложил на свою спину. Еле-еле мы добрались до батальона, в санчасти Николаю обработали рану, и мы поочередно стали работать на рации в Ижорском батальоне. Рана Николая заживала долго и мучительно, еще много раз ее чистили и промывали наши местные медики, а Астафьев, прихрамывая, продолжал нести службу.