Еще у нас в части была более мощная радиостанция — РСБ, если расшифровать эти три буквы — «рация самолета бомбардировщика». Располагалась она в фургоне автомашины ГАЗ. Если РБ и РБМ питались от сухих батарей, то для питания РСБ существовал бензиновый движок и как запасной — ручной «движитель», то есть двумя ручками, вперед-назад, надо было раскрутить вручную динамомашину, которая подавала ток на рацию, Пока радист передает радиограмму, второй боец работает двумя руками, сидя как на велосипеде на специальном приспособлении и крутит динамомашину.
Работа на РСБ давала некоторые преимущества для радистов. Во-первых, передвигались они всегда на автомашине, кроме того, в фургоне можно было иметь дополнительные вещи, которые не существуют у радистов, работающих на РБМ. РСБ обеспечивала связи укрепрайона со штабами Армии и Ленфронта, и здесь радисты узнавали первыми о новостях. В фургоне РСБ ребята часто прятали мой патефон и хромовые сапоги.
Каждую ночь, тихо и незаметно в зону обороны УРа прибывали все новые и новые воинские части. Они занимали свободные участки земли, здания и сооружения, окапывались, устанавливали орудия, пулеметы, минометы, «катюши», «ванюши». Чувствовалось, что готовится большое наступление. Кстати, наступлений наших было великое множество. К каждому празднику: День Советской Армии, 1-е мая, 7 ноября, новый год и другим — всегда было наступление. Шли тяжелые бои, мы несли огромные потери, а результат был нулевой. Мы продвигались на сотню-другую метров, а затем нас отбрасывали обратно. Читая сводки Совинформбюро, мы завидовали другим частям, занимавшим города и села, а тут бились напрасно, не имея никаких успехов. В сводках значилось: «На Ленинградском фронте шли бои местного значения». Вот почему и на этот раз подготовка к наступлению была для нас рядовым событием. Но что-то, шестым чувством, угадывалось необычное и вызывало тревогу. Вскоре меня и еще одного радиста перебросили с рацией совсем близко к передовой — в землянку, оборудованную в центре Колпинского кладбища.
Если ехать поездом из Ленинграда в Москву, сразу после станции «Колпино» есть небольшой железнодорожный мост через реку Ижору. За мостом, слева по ходу поезда, кладбище на высоком берегу реки. За кладбищем, в нескольких сотнях шагов шла линия обороны.
Вот на этом кладбище и расположились мы с рацией в небольшой землянке. Растянули по земле антенну, подключили питание, установили связь со штабом укрепрайона и батальонами. Стали ждать дальнейших событий, и они не замедлили придти.
Рано утром началась до сих пор невиданная нами артподготовка и бомбежка немецких позиций. Я вышел на землянки, взобрался на бугорок и оглянулся кругом. Когда смотрел в сторону Ленинграда — горизонт покрылся сплошными огоньками. Это били по врагу все калибры нашей артиллерии. Стоял сплошной грохот и гул. Даже из города корабли Балтийского флота посылали гостинцы немцам. На станцию Колпино притянули на железнодорожных платформах длинноствольные орудия большого калибра и они палили с таким азартом, что от вспышек глаза болели и уши закладывало.
Посмотрел в сторону немцев — там творилось что-то невообразимое. Взрывы слились в один огромный постоянный взрыв, казалось, земля вся ушла в небо. На высоту нескольких сот метров затянуло горизонт сплошным дымом. Наша авиация в это утро беспрерывно наносила бомбовые удары по позициям фрицев. Штурмовики-бомбардировщики, подлетая со стороны Ленинграда к передовой, уже над Колпино открывали огонь из всех своих пушек и пулеметов, трассирующие линии вились над головой. Мой скромный талант бытописателя не позволяет эмоционально и художественно воссоздать картину боя, но это величественное зрелище. В душе возникает какое-то возвышенное чувство, близость больших и важных событий.
Вскоре над кладбищем завязался воздушный бой истребителей, наших и немцев. Наблюдать воздушный бой, да еще нескольких десятков самолетов, занятие весьма впечатляющее. Такие бои описаны во многих трудах, и я не сумею передать картину боя.