Пьеса, все роли в которой исполняли мужчины, имела огромный успех, и не успело еще остыть всеобщее возбуждение, как пассажиры стали готовиться к пересечению экватора и к связанной с этим церемонии. Генриетта с энтузиазмом приветствовала любое новое событие.
— Я выйду замуж за правителя какой-нибудь индийской провинции и буду разъезжать по Калькутте на слоне, — заявила она.
— А вот и не будешь! — разочаровал ее полковник Батлер. — Слонов не подпускают к городу ближе, чем на пять миль, чтобы не пугать лошадей.
— Ну, надо же! — вздохнула Генриетта. — Но я все равно выйду замуж за богача и стану вдовой, когда мне еще не будет и двадцати.
Анне трудно было делать вид, будто ее что-либо интересует. Ничто не могло развеять ее глубокую печаль по Гарри, и время мало этому помогало. Она и не хотела этого, всеми силами стараясь сохранить о Гарри ясные воспоминания. Анна обнаружила, что уход за больными пассажирами или помощь тем, кто тосковал по дому, не так ее раздражают, как веселый смех и шарады, к которым она не была расположена.
Однажды вечером, когда Анна в одиночестве прогуливалась по палубе, она оказалась недалеко от молодого человека, поспешно отвернувшегося при ее приближении. Анна прошла мимо, и в это время у юноши вырвался судорожный вздох. Она остановилась и заговорила с ним.
— Я могу вам чем-либо помочь? — ласково спросила она. Анна знала, что его зовут Джеймс Симмонс, и что он едет на службу в Ост-Индскую компанию в качестве письмоводителя. В постановке пьесы он с большим успехом исполнил роль Лидии Лэнгуиш. — Пожалуйста, позвольте оказать вам помощь, — сказала она. — Я хорошо понимаю, что такое уныние.
Он покачал головой, но все-таки повернулся к ней.
— Должно быть, вы подумали, что я ужасный трус, — проговорил он, тяжело вздыхая. — Все дело в том, что я тоскую по дому. Мне, конечно, повезло получить службу в компании, и я намерен заработать денег, и хочу поскорее вернуться домой. Но, мисс Бейчер, я так тоскую по моей бедной маме!
Джеймсу Симмонсу было всего шестнадцать лет, а выглядел он еще моложе. Анна прониклась к нему искренним сочувствием и взяла его под свою опеку. Она старалась развеселить юношу и ободрить, а он просто обожал ее.
— Вы мой добрый ангел, — говорил он. — Я напишу маме, как замечательно вы ко мне относитесь. Понимаете, она вдова. Поэтому я хочу заработать денег и поскорее вернуться к ней.
— Уверена, у вас все будет отлично, — заверила его Анна.
Дружба с Джеймсом Симмонсом помогала ей развеять тоску так же, как и ему.
Развлечения, которым она с таким наслаждением предавалась до своей встречи с Гарри, теперь не доставляли ей ни малейшего удовольствия. Миссис Батлер везла с собой много книг, и Анна много времени проводила за чтением, но вдохновение писать стихи у нее пропало. Были времена, когда стихотворные строки сами собой возникали у нее в голове. Она понятия не имела, как и почему это происходило. Теперь ничто не могло возбудить ее ум.
Разочарование в своих поэтических способностях внушило ей особую симпатию к попутчику по имени Джордж Чиннери. Он был художником, и ей нравилось наблюдать, как он делает разнообразные наброски. Джордж признался, что с радостью написал бы ее портрет, но он слишком часто отчаивается в самом себе, поскольку ему не удается уловить и передать на холсте столько прекрасного.
Однажды он вызвал Анну на палубу, когда солнце садилось. Она увидела окрашенные в алый и розовый цвета облака на голубом небе. Вокруг солнца сиял ореол зеленоватого цвета. Это было чарующее зрелище, она впервые в жизни видела на небе такое необычное сочетание красок. Анна стояла рядом с Джорджем Чиннери до тех пор, пока они не поблекли.
— Если бы только я мог передать все это на холсте! — с тоской воскликнул он.
Из кают-компании донеслись звуки музыки. Кто-то терзал несчастную скрипку, неумело пытаясь исполнить грустную мелодию. Джордж Чиннери рассмеялся.
— Скрипач коверкает мелодию, — заметил он. — Мисс Бейчер, хотите, я выкину этого музыканта за борт?
Она покачала головой. Скрипач мучился над мелодией котильона, под которую она танцевала с Гарри.
— Почему вы всегда такая грустная? — спросил Джордж Чиннери.
— Думаю, насколько все было легче для Джульетты, — проговорила она.
— Девочка моя, что вы такое говорите! Подождите, пока вам не стукнет столько же, сколько мне. Вы еще и не начинали жить, — горячо возразил он.
Они шли вдоль восточного побережья Индии. В море они были уже пять месяцев, и пассажиры каждый день собирались на палубе из опасения пропустить что-либо интересное, но плоские коромандельские берега выглядели тоскливо и неприветливо.