Здесь больше всё куры с козами,
Да огурцы над тыквами,
А я засадила розами,
Да пальмами двор утыкала.
Лоза моя вся усатая,
Ни дать и ни взять — красавица.
А юго-восток пассатами
Здесь очень своими славится.
Дожди мою крышу вымыли
Кислотами с радиацией,
Но в целом, неплохо приняли
Вальяжность мою с прострацией.
Живу-не тужу, чужбиною
Не мне тяготиться в старости,
Одной своей половиною
Оставшейся в давней давности.
Ну, что вы опять заладили
Про север и тьму могильную,
Когда я тоску отвадила
Под дробь грозы семимильную!
Не вспомню, когда я плакала,
Смотря на графин с наливкою…
И тайными зрели знаками
В салате сыры с оливками.
«Стеклянно иней сыплется с ветвей…»
Стеклянно иней сыплется с ветвей
Декабрьским утром, тает и дробится.
Упав на рёбра острые камней,
Он с них стекает чистою водицей.
Играет свет, мерцая вразнобой
Лучами льда брильянтовой огранки…
А дым свивает кольца над трубой,
И так приятно думать спозаранку
О том, что в этой гулкой тишине,
Среди зимы неправдашней и мглистой
Ничто не может сердце ранить мне.
Душа, в тиши купаясь студенистой,
Слилась с её покоем наливным
В скалистых гор укромной полой чаше,
Что стала мне прибежищем родным,
Всех дальних далей радостней и краше.
И что теперь грустить о прежних днях,
Где не было просвета и надежды?
В ладони лёд истаял, а в горах
Открыло солнце плазменные вежды…
«Мои стихи, как рыбы в океане…»
Мои стихи, как рыбы в океане,
В моих глубинах ходят косяком.
А я лежу у печки на диване,
И голова с ногами — босиком.
Мои стихи словами серебрятся
И плавниками колются в ночи,
А я ловлю напев аллитераций
И слушаю, как он во мне звучит.
Сопряжена с рассветом и закатом,
Я просто грежу и во сне живу,
Забыв, кем я была в миру когда-то, —
Со всеми вместе спящей наяву.
Зачем мне память — злобное отродье,
Что ковыряет сердце день деньской?
Мои стихи придут на мелководье
Периферии духа на постой.
Они очистят грешный эпителий,
Его снимая с ветреной души,
В которой снова ангелы запели
И стали чувств остатки ворошить.
На острие пространства векового,
Где мне с тобой никак не разойтись,
Будь ярче света, праведное слово!
Хранитель мой, и ты со мной молись!
Когда б во мне осилилось былое,
И стал мой взор провидчески терпим,
Мне б вознести свой глас у аналоя
И встать почти безгрешной перед ним!
Но нет пути назад в своё рожденье,
Где был лишь малый первородный стыд…
Опять, увы, пишу стихотворенье,
А сон мой грешный разум сторожит.
И плещут рыбы блёсткими хвостами
И раздувают жабры, как меха,
И я лечу проклятыми верстами
Неясных грёз на поиски греха.
«Нет волшебных чар у февраля…»
Нет волшебных чар у февраля,
Он бесплоден, этот злой колодник.
Спят под спудом холода поля,
Только ветер — севера угодник
Мчит, сминая воздух, и кнутом
Хлещет ледяным повдоль дороги,
А над ней снега летят гуртом,
Засыпая чёрные облоги.
Кое-где лоснятся зеленя
На озябшем выстуженным взгорке,
Колокольцем бронзовым звеня,
Конь с телегой, да кобель на сворке
Потащились ветру супротив
За цыганом в псивом полушубке.
Он какой-то скачущий мотив
Напевал, цыганка, дуя губки,
На телеге ехала, чинясь,
Будто королевишна в карете,
На себя примерив ипостась
Самой гордой женщины на свете.
Вот они вписались в поворот
И из глаз исчезли, только звуки
У моих оставили ворот.
А февраль студил мне лоб и руки,
Да полы завёртывал пальто,
Осыпая белым снегом плечи,
И на целой улице никто
Не спешил ему и мне навстречу…