Спектакль, который начался, когда Мариэ удалилась и Кос остался на сцене один, был построен на этих детских воспоминаниях… Христианство, крепко укоренившееся теперь на филиппинской земле… бананы, выглядывающие из нарисованной на заднике тропической и субтропической растительности так ярко и реалистично, что ты, казалось, чувствовал их сладкий душный запах… Кос и другие участники мягко скользили по сцене, словно зависнув между прошлым и настоящим, а потом появлялся Дядя Сэм, излучающий молодость волонтер из Корпуса мира, и предлагал отправить Коса в Соединенные Штаты. Американец, игравший эту роль, выглядел как какой-нибудь молодой Линкольн, в цилиндре, разрисованном звездно-полосатым орнаментом, и тут неожиданно сценки из деревенской жизни превращались в гротескную аллегорию на тему жизни Коса в Америке и его первых столкновений с чужой цивилизацией…
Сбежав от этих экстремальных ощущений, Кос осуществил постановку своей автобиографической пьесы в студенческом театре университетского городка в Маниле. Но вскоре его обнаружил некий американский режиссер, снимавший на Филиппинах фильм о войне во Вьетнаме, и спектакль вместе с Косом опять экспортировали в Америку. Это был пример проявления «космической воли». Другим ее проявлением стала ошибка американских таможенников, принявших отправленные морем декорации за кучу хлама и выбросивших их за борт. «Благодаря этому вся постановка стала совсем другой», — сообщил Кос в заключение, плавно задергивая натянутый над сценой занавес…
Спектакль закончился; Асао с друзьями помогли университетским студентам погрузить осветительные приборы, железный прут, на котором крепился задник, и несколько предметов, составлявших декорацию, в кузов давно знакомого мне джипа. Пока они трудились, Мариэ познакомила меня с Косом, и мы поговорили по дороге к ее дому в Сэнгава, куда добрались всего за тридцать минут. Под впечатлением эффективности системы, обеспечившей представление Космической Воли в Токио, я спросил Коса, так ли гладко проходят спектакли в американских университетах или дома, в Маниле. «Нет, — сказал он. — Японцы все делают очень быстро, так что „космическая воля“ работает здесь с ловкостью, имеющей явно выраженный японский оттенок». Что при этом светилось в глубоких, таинственно мерцающих янтарных глазах — восторг или недоумение, — сказать было трудно…
Мы расселись в гостиной на втором этаже, пиво пили прямо из банок, как американские студенты, закуской служила мякоть авокадо, которую Мариэ перемешала с чипсами. Предоставив вторую квартиру Космической Воле, друзья Мариэ превратили теперь эту комнату в офис и место для встреч. Мы ели и пили, сидя на полу, а обстановку составляли пианино, телевизор и стопки видеокассет.
В соседней комнате рядом с обеденным столом висела полка, а на ней бумажный морской черт, около метра длиной, затейливо раскрашенный японской тушью, и набор шестигранных чайных чашек.
И тут же на стене полоска ткани, сотканной из скрепленных проволокой синих и белых ниток. Вспомнилось, как я слышал, что вещи на полке — изделия Митио, а полотно — работа Мусана…
Хотя организация японских гастролей Коса была всецело делом рук Асао и его друзей, — они, изрядно потрудившиеся, пока искали место для парковки и потом разгружали оборудование, приехали поздно и теперь незаметно сидели у стены, — Мариэ первой услышала о нем от американской подруги и предложила пригласить труппу выступить в Японии на обратном пути домой.
— Уверен, что Мариэ почувствовала к нам интерес под воздействием «космической воли», другого объяснения тут быть не может. Манила — Сан-Франциско — Токио. Внезапно возник маршрут, связавший три эти точки, — рассуждал Кос, объясняя их появление в стране.
Мариэ слушала, кивая, а ее напряженный мрачный взгляд говорил мне: «Если все горе, которое я несу в душе со времени, когда это случилось, было всего лишь частью задумки „космической воли“, подтолкнувшей меня к приглашению филиппинских актеров в Японию, я сейчас просто сойду с ума». Но тут же, пытаясь хоть на короткое время укрыться от тягостных ощущений, сама вступила в разговор. Ее английский был так же свободен, как язык Дяди Сэма, молодого американца, которого все называли тем именем, под каким он действовал в пьесе.
— Надеюсь, Кос, «космическая воля» будет по-прежнему заботиться о вас и никто из официальных лиц не узнает, что вы тут работаете, хотя у вас всего лишь туристические визы. Асао старался как мог, чтобы вы получили нужное разрешение, но, поскольку вы прибыли из Америки, сделать это не удалось. Ужасно, если вас обвинят в незаконной трудовой деятельности и лишат права въезжать в страну. Как раз сейчас, когда Японский фонд подумывает выдать вам грант…