Она легко покинула тело поверженного воина и взмыла над полем битвы почти к вершинам сосен. Как стремительно, как легко она взлетела, не ощущая сожаления и сочувствия. Она не слышала больше криков, стонов и звуков ударов. Как в немом фильме, она увидела финал боя — лишившись вожака, нападавший отряд стал ослабевать, его воины падали, и их беспощадно уничтожали одного за другим. Раненым перерезали горло, мертвым плевали в раскрытые глаза.
Вождь победивших подошел к тому месту, где лежал юноша, сразивший его врага, и опустился перед ним на колени. Он хотел перевернуть неподвижное тело, но два других воина не позволили ему — быстро нарвали травы и накрыли ею разбитый затылок. Потом прижали траву листом лопуха и только тогда перевернули юношу лицом вверх. Он был ещё жив и пытался что-то сказать. Старый вождь склонился к нему и погладил жесткие от пыли кудри. Из копий и одежды, сорванной с убитых, были сделаны носилки, и мальчика положили на них. Седой вождь, сгорбившись, встал с колен и зашагал к поверженному врагу. Его он перевернул ударами ноги и наклонился, вглядываясь в искаженное злобой мертвое лицо. Потом протянул руку, хотел вырвать из виска обломок стрелы, но передумал. Они берегли дорогие медные наконечники — их было слишком мало. Но этот должен был закончить свой убийственный путь здесь.
Да будет так.
Потом они похоронили своих павших — в общей могиле, которую увенчала пирамида из собранных поблизости камней. Постояв молча вокруг неё, подняли носилки с ранеными, оружие врагов и убитых сородичей и медленно двинулись к своему селению. Завтра они пошлют к могиле шамана, чтобы тот помог душам мертвых расстаться с этим миром и уйти на небесную тропу, где всегда вдоволь дичи и родниковой воды. Завтра они устроят победное пиршество и зажгут поминальный костер. Но это будет завтра…
Через некоторое время на холме никого не осталось – только полуголые, изрубленные тела на залитой кровью траве. Враги не достойны быть преданными земле. А в небе уже кружили темные стаи стервятников.
И тогда она решилась и сверху, близко, глянула в налитые кровью и запорошенные пылью глаза убитого вожака — холодный нечеловеческий ужас охватил её внезапно, и она забилась, словно в агонии. И очнулась, не сразу осознав, что сидит в вагоне метро.
Парня напротив уже не было, и она давно проехала нужную ей станцию.
***
Труп на Воробьевых горах был обнаружен только около девяти часов утра. Некий похмельный студент решил стрельнуть сигаретку и деликатно постучал в тонированное стекло дверцы «БМВ». Смутно видимый через него водитель, похоже, спал, уткнувшись в руль. Студенту не очень-то хотелось топать на лекцию, а хотелось курить. И он стал нахально долбиться в машину, но спящий не реагировал. Тогда студент сдуру дернул ручку, дверца распахнулась и ему через низкий порожек прямо на белоснежные кроссовки выплеснулась переполнившая резиновый коврик кровь. Парень вытаращил глаза, обложил ситуацию матом и бросился вызывать милицию — а иначе как объяснишь окровавленную обувь?
И вот теперь Лиза Боброва мчалась на место происшествия в битой жизнью бежевой «восьмерке» вместе с майором Арцевым, элегантно-стальным и мрачным, как туча.
***
Стася завозилась под одеялом и открыла глаза. Было уже явно не утро, потому что за шторами угадывалось высокое солнце, а её окна выходили на юг. Она с интересом взглянула направо. Макс спал, по-детски подложив ладонь под щеку. Стася пнула его под одеялом ногой:
— Пора вставать, голубчик!
Голубчик сонно открыл глаза и счастливо заулыбался.
Всё, всё, подъём, я в два часа должна быть на съемках!А вечером? — недовольно спросил Макс, вылезая из постели и озираясь в поисках штанов.А вечером — спектакль, так что давай побыстрее!А завтра?А завтра с утра я лечу в Новосибирск, а потом в Стокгольм, — отрезала Стася.
На самом деле летела она вечером, но сообщать об этом сочла излишним.
А после Стокгольма? — канючил Макс.
Стася с изумлением уставилась на него.
А после Стокгольма я не знаю. Так давай встретимся.Так далеко я не загадываю. Давай-давай, кормить мне тебя всё равно нечем, не станешь же ты мюсли жевать!
Макс раздраженно оделся и, не говоря больше ни слова, выскочил из квартиры. Ведь предупреждали его! Ведь информировали! А он, самонадеянный идиот — решил, что не такой, как другие, что сможет приручить эту дикую кошку. Макс с досады пнул стену подъезда и заскрежетал зубами от злости, представив, сколько таких же кретинов, как он, пинали эту стену. Потом с ненавистью ткнул пальцем в кнопку вызова лифта.