Женщины заволновались, предполагая худшее, но ослушание было смерти подобно, поэтому вскоре шеренга замерла в центральном проходе, вслушиваясь в слова доктора и с трудом переводящего их на русский коменданта.
Доктор мягко и просветительски поведал женщинам о необходимости, приведшей его в этот барак. Плёл что-то о высшем долге, о чистоте арийской крови, о возможностях человека, но все сразу поняли – ему были необходимы подопытные. Некоторые женщины заплакали, кое-кто стал медленно падать на руки соседок, теряя сознание.
Но, оказалось, доктору Менгеле нужны были лишь определённые, избранные им ранее женщины. Достав из кармана записную книжку, он зачитывал и зачитывал имена.
Зофка стояла довольно далеко от доктора, погружённая в размышления, и даже не отметила для себя тот факт, что была названа и она. Только громко повторённое вновь имя, да реакция соседок – наполненные ужасом и сочувствием глаза, пустое пространство, разом образовавшееся вокруг неё, – сказали Зофке о том, что пришла и её очередь. В первый момент её тряхнуло страхом, но она нашла в себе силы, и, гордо подняв голову, смело шествовала по длинному ряду, ловя на себе взгляды товарок…
Еле слышный стон с соседней кровати вернул её в настоящее. Уцепившись за спинку кровати, она огромным усилием заставила себя сесть.
Ноги, к которым всё это время нещадным покалыванием возвращалось кровообращение, уже более-менее отошли, и напомнили ей об этом нестерпимым жжением и мурашками, заставившими женщину саму тихо застонать. Цепляясь за спинку кровати, она медленно повернулась к лежащей женщине.
Переждав приступ головокружения, Зофка протянула руку в сторону соседки.
– Эй, – из горла вместо звуков вырвался хрип, но даже этого хватило, чтобы хозяйка кровати стремительно обернулась, взметнув нечёсаной гривой остриженных по-лагерному волос, отпрянула к стене и страшно закричала на одной ноте, сверкая на Зофку сумасшедшими глазами.
– Не вопи, – умоляюще зашептала она, – я не причиню тебе зла, тихо, тихо! Я такая же, как ты, смотри, я тоже как ты, я подопытная. Я даже встать не могу! У меня ноги… Видишь мои руки? Видишь? У тебя такие же, смотри, – она подняла руку, морщась от натуги, и показала ее сумасшедшей - всю исколотую иглами, истерзанную, почти не имеющую живого места.
Зофке тоже хотелось выть от охватившего ее страха, в голос, громко, но даже попробуй она это сделать – ничего бы не вышло. Голос отказался ей служить, и повысить его выше того хриплого шепота, которым она говорила, она не смогла.
Дождавшись, пока товарка успокоится, Зофка заговорила снова, медленно, почти речитативом, даже не задумавшись, что женщина, возможно, и не поймёт её родного польского:
– Я Зофка. Понимаешь меня? Меня зовут Зофка. А тебя как? Ну, не бойся, скажи. Я не причиню тебе вреда.
Женщина волком смотрела на неё из-под слипшихся сосулек волос. И ответила тогда, когда Зофка уже почти потеряла надежду на ответ:
– Магда.
– Ты тоже полька? – Зофка, почувствовала, как отлегает от сердца.
– Да, – односложно ответила та, всё ещё настороженно оглядывая любопытствующую.
– Где мы, ты знаешь?
Молчание.
– Давно мы здесь? Ты – давно?
Снова молчание, и только проявилась в глазах Магды затаённая боль, как призрак того, что делали с ней.
Зофка задумалась. То, что Магда была в таком состоянии, прямо указывало на то, что над ней также издевались, скорее всего, даже кололи препараты, подавляющее и дурманящие сознание - морфий, например. Но то, что она могла и отвечать на прямо заданные вопросы, уже давало надежду. Зофка собиралась задать ещё вопрос, но тут дверь палаты распахнулась.
Вошедший в палату Менгеле лишь первую секунду удивлённо таращил глаза на бывшую спящую. В следующий момент он сделал несколько быстрых шагов в сторону кровати и нанёс точный удар ребром ладони по незащищённой шее женщины.
Зофка упала лицом вперёд, в пелене боли чувствуя, как соскальзывает с кровати на бетонный пол, а в следующую секунду она уже оказалась в воздухе - её тащил на руках дюжий санитар, унося из палаты, где стоял, задумавшись, Менгеле и билась в истерике темноволосая Магда.
========== 6. Начало поиска ==========
- Да они там совсем обалдели? Какая методичка, вы о чем?! Сессия на носу! Вот приму все экзамены и буду писать! У меня семь групп сдают, вы смерти моей хотите?! – Саша лихо подрулила к очередному перекрестку и, не слушая возражений, доносящихся из трубки, гаркнула: - Ничего и знать не хочу! После сессии буду делать методичку! Все, я сказала!
Нажав на кнопку отбоя, она раздраженно кинула телефон поверх лежащей на соседнем сидении папки. Нет, это просто уму непостижимо! Надо им, видите ли, обновить методичку к конференции. Раньше сказать не могли? Неделя до сессии, тут не то что методичку делать, просто выспаться бы!
Она бросила задумчивый взгляд на папку. Нет, все. К чертям и работу, и декана, и всех остальных. Сегодня она будет разбирать то, что пришло по ее запросам из Польши и Германии.
Поговорив с бабушкой, Саша сделала запросы во все архивы и хранилища, в какие только могла. Потом посоветовалась с сотрудниками областного государственного архива и отправила еще столько же. Как она и предполагала, из многих пришли отказы. Причины были однотипными: либо информация отсутствует за давностью лет, либо находится вне открытого доступа. Но кое-что пришло. И это кое-что ей предстоит перевести с польского и немецкого и попытаться свести в одну кучу с теми документами, что попали к ней от Локи.
Помимо архива, ее беспокоило еще кое-что. Сны. Они снились не часто – еще два или три раза с момента первого, но повторялись с абсолютной точностью. И просыпалась она в тот момент, как видела лицо второго человека, входящего в палату, и узнавала его. Каждый раз после подобного пробуждения она не могла не то что заснуть, а просто оставаться в кровати. Она выбиралась из-под одеяла, брала в охапку кота и шла на кухню, где сидела до утра с включённым светом. Каждый раз после пробуждения ее била дрожь ужаса и узнавания. В палату, где находилась женщина со знакомым ей лицом, входил Локи, затянутый в черную эсесовскую форму. На его губах играла легкая полуулыбка, взгляд был спокоен и расслаблен. И этот взгляд каждый раз встречался с ее глазами, прошивая насквозь, словно тоже узнавая. Хотя в этом сне Саша не находилась в комнате, будучи лишь наблюдателем, ощущение того, что Локи из сна знал о ее присутствии, не отпускало. И от этого становилось по-настоящему страшно. Перед глазами вставали воспоминания: ночь, темный дом, ледяной пол, обжигающий босые ноги, ночная дорога и дикий страх просто включить фары; летящий молот и страшный удар, чуть не отправивший ее на тот свет… и глаза того, благодаря кому ее голова осталась цела в тот раз.
Он не появлялся с того самого момента, как откликнулся на ее отчаянный призыв о помощи и спас от трех головорезов*. С прошлой осени и не появлялся, что ее совершенно не расстраивало. Расстраивало то, что вернуться он мог в любой момент и запросто разрушить спокойную и устоявшуюся жизнь.
Наконец-то загорелась зеленая стрелка на светофоре, разрешающая движение прямо, и, вдавив педаль газа в пол, Саша унеслась со светофора, оставляя коллег-автомобилистов позади.
Добравшись до дома, покормив кота и поев сама, она засела за перевод. Большая половина бумаг оказались просто бесполезны для решения стоящей перед Сашей задачи. Внимание привлекли только два документа: ответ из центрального государственного архива Польской республики, сообщавший о том, что Магда Дженгилевская проживала на сопредельной с Советским Союзом территорией, была замужем и имела сына, и оттуда же была отправлена в концентрационный лагерь. Других данных ответ не содержал. Второй документ пришел из немецкого архива и являлся официальной справкой, что Магда Дженгилевская в списках погибших и пропавших без вести не числится. Это, конечно, ни о чем не говорило, особенно в свете цифры сгинувших в печах Освенцима, но давало шансы на дальнейшие успешные поиски.