Сегодня в "Чикаго" было душно. Переполненный зал то и дело взрывался овациями, когда Агата заканчивала свои песни. В платье в пол, покрытом переливающимися темно-фиолетовыми пайетками, она была чудесна. Люди сейчас хотели слушать музыку, хотели пить и курить, тратя последние деньги, потому что им срочно нужно было забыть о кризисе, владельцы театров и кабаре знали это и пользовались. Знала и Агата. Но она понимала, что таким способом ты можешь забыть о проблеме, но уж точно ее не решишь. Это было слышно в ее голосе - как будто она переживала, горько-обреченно и упоительно-сладко о чем-то никому непонятном, но в то же время таком знакомом всем собравшимся в зале.
Люди осуждали певиц за их распутный образ жизни, за их продажность, алчность и расточительность, когда другие живут в нищете. Но слушали их песни. В этой жизни совсем нет логических цепочек и состыковок. Она состоит из разительных противоречий.
Концерт закончился, Агата печально улыбнулась и, не сказав ни слова, удалилась в глубину кулис. Зал встал, погружая сознание Агаты в резкий, взрывной шум хвалебных аплодисментов. У нее не было таланта и об этом знали все. Но была у нее такая красивая манера подать себя, после которой у людей не оставалось сомнений в ее исключительности. Они, конечно, думали, наивные, что это дар природы. Но природа не дает таких бесполезных даров - их создают люди. Так и Агата создала для себя образ дивы. Все время с кем-то, все время занята, все время роскошна. Но кто знал ее настоящей? Знала ли она сама себя? И была ли она хоть когда-нибудь настоящей? Ответ тонул в овациях зала. Мучительное чувство, что что-то очень важное ускользает от нее, заставило ее издать непонятный истеричный рев, словно желая заткнуть всех, кто аплодировал ей там, в зале театра. Сила мысли или просто стечение обстоятельств, но зал действительно замолчал. Все погрузилось в тишину и Агата, уже более спокойно, пошла по темному коридору в свою гримерку.
"Агата Стар" - гласила вывеска на перекрашенной в белый цвет деревянной двери. Агата открыла ее, дверь скрипнула, неумело протягивая одну и ту же ноту и перед певицей открылась удивительная картина. У зеркала, усыпанного со всех сторон встроенными лампочками, сидел Адам Твайс, старый друг Дамиана, который во времена, когда он работал в полиции, вытаскивал ее мужа из переделок. Рыжая девушка, тощая до неприличия, с острыми плечами и локтями, с длинными худыми ногами и неприветливыми чертами лица, сидела облокотившись о ее трюмо для грима. Завитые терракотовые волосы спускались ниже плеч, до выступающих лопаток. Девушка была одета в длинное золотое платье, не доходящее до коричневых бархатных туфелек на каблуке, сверху обтянутое черным шифоном, на котором тут и там виднелись бантики черного бархата. Адам был как всегда - одет, словно только что вылез из свалки. Небрежная белая блузка, явно купленная им только перед выходом (он имел обыкновение надевать вещи один раз и после - сразу их выкидывать, покупая новые), уже смялась под ангоровым пальто с выразительным геометрическим швом. Усы и борода из его седеющих волос как-то удивительно органично смотрелись на его грубоватом лице, что их можно было даже и не заметить. Волосы, правда, у него всегда были зачесаны бриолином. Розоватый шрам рассекал его бледную кожу вдоль левого, янтарного, почти желтого, глаза и более маленький шрам шел поперек лба. Увидев ее, оба мило беседующих собеседника, повернулись.
- Здравствуйте, мисс Стар. Ваш прелестный голос был слышен даже здесь. Вы были великолепны, как всегда, Агата, - сказал Твайс и подал ей руку для рукопожатия.
- Спасибо, Адам, - Агата пожала ему руку, глядя на девушку. Неужели Адам образумился и решил жениться?
- У вас такое красивое кольцо. Вероятно, Дамиан подарил? - сказал Твайс, разглядывая кольцо с черным агатом.
- Нет, не он, - сказала Агата и вытянула руку из его руки. Прикосновения этого скользкого типа были ей неприятны. Его янтарные глаза заискивающе взглянули на нее, но ничего не прочтя у нее в лице, Твайс опустился обратно на хлипкое кресло у трюмо.