Я постелила и уселась сверху. Комендант медленно, все еще неуверенно, опустился рядом. И неожиданно серьезно сказал:
— Не предавай. Если сможешь — не предавай никогда. Даже если это меньшее зло.
— Вопрос, к сожалению, стоит не так, — я скривила губы. — Вопрос стоит — что именно предать. Кого предать… Всех или одного.
— Одного… кого? — тихо спросил он. Я сказала. Он внезапно улыбнулся — по–настоящему, как улыбаются те, кто уверен, что все в их жизни идет прекрасно. — У нас с тобой все традиционно — ты опять меня убьешь. Только опосредованно и с кучей народа заодно.
— Что?…
— Скажи честно, ты ведь все уже решила? — я кивнула, забыв, что он меня не видит. — Я не умею переубеждать. Но скажи хотя бы, в чем дело.
Я поколебалась, но все рассказала. В глухой надежде, что чего–то не знаю…
Он замолчал надолго. Из–за повязки не так просто понять, что выражает его лицо, но когда он не хочет, чтобы это увидели, это сделать невозможно вовсе.
— Это очень странный вопрос… И я не хочу, чтобы ты шла на самоубийство. Не говоря уже обо всех прочих доводах, — его пальцы переплелись. — Но… Один раз, один–единственный раз, я, как ты выражаешься, «предал доверившегося», потому что так нужно было моей богине. То самое меньшее зло. Я сделал то, что она хотела, но после этого отвернулся от нее — навсегда. Иначе сошел бы, наверное, с ума. Поэтому… — он замолчал. — Тебе решать.
— Кого?… — тихо спросила я.
Дрогнули губы, и тут же застыли, сжавшись.
— Тебе не нужно это знать. Совсем не нужно.
Укололо сердце, болезненно и тягуче. Руки дернулись, схватили мужчину за воротник, тряхнули в странном, нелепом порыве:
— Кого?!
— … Сыновей, — наконец тихо шепнул он. — Наших сыновей.
Он гладит мои руки, судорожно сжавшиеся на воротнике рубашки:
— За это ты меня и убила. И была, в общем–то, права. Еще раз хочешь?
— С тебя хватит и того, что все–таки пошел к ней на поклон, из–за меня. Во искупление вины, так ведь?… Вот уж ирония судьбы… — я выдернула руки, сложила на коленях. — Чего еще я не знаю?… Да, кстати, и куда внезапно делся мой энергодефицит?
— Не внезапно, а уже давно, — комендант пожал плечами. — Еще когда в первый раз…лечили. Дефектные энергетические потоки мешают при передаче, так что это исправили… бесплатно.
— Бесплатно, значит, — сощурившись, я посмотрела на него. — Скажите–ка, фарр, вы знали, чем это мне грозило?
— Скажем так… — он помолчал. — Единственной альтернативой было бы тебя убить — закономерная участь тех, кто слишком много знает. В СБ из тебя бы все вытрясли в течение суток. И — да, я знаю, что несколько последних лет она собирает вампиров под любыми предлогами. Не знаю, правда, зачем, но… скажем так, я имел неосторожность не слишком корректно выразиться, когда пять лет назад мне предложили предоставить форт под некоторые нужды правительства.
— И поэтому…
— И поэтому, — твердо проговорил он. — Больше в своей жизни — ни в одной из них — я не собираюсь участвовать ни в каких предприятиях, даже правительственных, которые потом будут камнем висеть на моей совести. Лучше каторга.
Опять, как и много раз до этого, я ощущаю себя дурой. И снова понимаю, что не знаю ни этого мужчину, ни себя. И — да, я решила. И если это будет самоубийство, то кое–кого я утащу за собой, даже если придется разрывать чужое чешуйчатое горло зубами.
Мы просидели в сырой пещере еще час. Просто потому, что я не хотела оставаться одна. Говорили о ерунде, и он действительно не пытался отговаривать, хотя — и это было видно — хотелось. Обжегшись один раз так, что хватило с верхом, он зарекся советовать вообще что бы то ни было.
За полчаса до срока я пришла прощаться. Кто кого — уже, в общем–то, не важно, ведь с тобой, Тайл, мы не увидимся больше никогда.
И поэтому, когда мне навстречу вылетает радостно улыбающийся Отшельник, я просто улыбаюсь в ответ.
— Фарра, фарра, — теребит меня за рукав мальчик. — Получилось!
— Что?…
— У меня — получилось! Он очнулся!
Я оседаю на пол с ухнувшим куда–то глубоко–глубоко сердцем.
И понимаю — это и есть счастье.
Глава двадцать шестая
— Вот поэтому, — простонала травница, — я и не пошла в маги–практики! Только вы в ситуации «хуже не бывает» способны жизнерадостно заверить, что очень даже бывает и, более того, сейчас будет.
Вершины Призраков укутала метель. Мир утонул в снегах.
Как когда–то. Когда–то очень давно…
Вот и пришла зима. Там, снаружи. Здесь, внутри, она пришла давно. В наших снах.
Он снова здесь — одинокая темная фигура среди уходящих вдаль могил. На надгробиях лопается лед — стремительно, с громовым треском. Становится жутко — просто от понимания, что путы спадают — даже быстрее, чем лопается лед.
И тогда уже не удержишь лавину.
— Ты счастлива? — безличный голос плывет над полярной пустыней. — Вместо одной жизни придется забрать все. И ты будешь в этом виновата.
— Нет. В этом будешь виноват ты.
Я просыпалась медленно. Рядом заворочался комендант…хотя, наверное, уже Этан. Глупо называть по фамилии, а тем более, по должности, мужчину, с которым у тебя были общие дети… и общий брак, если уж на то пошло.
Хотя, как недвусмысленно говорит мой собственный опыт уже в этой жизни, это еще ничего не значит. Тут от настоящего мужа можно свихнуться, не говоря уже о настолько бывшем.
Ох, служители божьи, все у вас не как у людей…
Я выползла из–под одеяла, задумчиво осмотрела руку, с которой при такой эксплуатации швы можно будет снять еще очень нескоро, поменяла повязку на ноге… И — не удержалась, снова похромала в соседнюю пещеру, к койке в дальнем углу, куда забегала чуть ли не каждый час.
Потускневшие, очень усталые зеленые глаза. Тайл смотрит на меня с какой–то тихой обреченностью, вот только — почему?… На всех остальных он смотрит по–другому.
— Ну, как ты тут? — преувеличено бодро спрашиваю я.
— Живой, — он поводит шеей. — Спасибо нашему гениальному ребенку.
— Где он, кстати? — я оглянулась. Постоянно мелькающая в госпитале хрупкая фигурка куда–то пропала.
— Приболел, вроде бы, — Тайл поднял на меня глаза. — То ли простыл в этой сырости, то ли просто устал, меня вытаскивая…
Молчание. Он все так же смотрит на меня — пристально и странно.
— Тайл… Что было… там? Что с тобой?
— Там… — он криво улыбнулся. — Плохо. Честно говоря, думал, так и останусь болтаться между реальностью и Изнанкой. А сейчас… Нормально все сейчас. Честно.
— Орие, не смотри ты на него, — Ремо с инъектором подошел почти бесшумно. — И не слушай. Он вообще с утра порывался встать.
— Сколько я уже на койке провалялся, напомнить? — Тайл сердито глянул на брата. — Нет, ну в самом деле! Ремо, что за детский сад! Физически я уже в полном порядке, и ты прекрасно об этом знаешь.
— Если бы ты еще морально был в порядке, — вздохнул врач, покосившись почему–то на меня. Я вопросительно приподняла брови. Он только махнул рукой: — А, не морочь себе голову. Я лично устал с этим бороться. Дозреет — скажет сам.
— Скажет что?
— Или так и не скажет… — снова вздохнул Ремо. — Руку дай, посмотрю.
— Ремо, не мог бы ты заткнуться, а? — Тайл рывком приподнялся и сел на кровати, зло сверкая глазами.
Я протянула врачу разукрашенное швами предплечье. Ну вот, я опять ощущаю себя обладательницей неверного супруга и развесистых рогов.
— И, к слову, при том, что здесь твориться, сомневаюсь, что кто–то может себе позволить разбрасываться взрослыми мужчинами, способными держать оружие, — оборвал дальнейшую дискуссию Тайл. — Так что, хочешь ты этого или нет, а сегодня я все–таки встану. И плевать я хотел на твои «рекомендации».
— И кто это, хотел бы я знать, тебя просветил? — начал заводиться врач. — Оторвать бы голову этому умнику. И где, интересно, на тебя броню возьмут, с таким–то ростом?
— Полицейская должна была остаться, — отрезал Тайл.
— Полицейская, значит…