Шестой день наступал с привычной серой пеленой облаков. Подняться было тяжело. Мышцы болели так, будто его били. Голова слегка кружилась от слабости и недосыпа. Но сидеть на месте означало медленную смерть. Он должен был идти. Должен был найти то зимовье. Это был его последний реальный шанс.
Он знал, что идти нужно строго на север, в глубь диких земель. Приблизительное расположение зимовья хранилось где-то в уголках его сознания, подкрепленное редкими, не очень детальными воспоминаниями деда. «Где-то за двумя ручьями и старым поваленным кедром, что похож на великана, сидящего на коленях», — так говорил старик. Ориентир, конечно, был крайне расплывчатым, но другого не было.
Двигаться по этой дикой, пересеченной местности было мучением. Бурелом, скользкие камни, ямы, скрытые под листвой — каждый шаг давался с трудом. Рука, прижимавшая к поясу единственный оставшийся вяленый кусок мяса, слегка дрожала от слабости. Охотничий нож, привычно лежащий в ножнах, казался тяжелым.
Где-то к полудню он почувствовал, что теряет силы окончательно. Головокружение усилилось, перед глазами поплыло. Он понял — еще немного, и он просто рухнет посреди леса и уже не сможет подняться. Нужно было сделать передышку. Но не просто привал. Нужно было съесть хоть что-то, дать организму хоть каплю энергии.
Осторожно, шатаясь от слабости, он подошел к невысокому, замшелому валуну, окруженному густой порослью кустарника. Здесь, укрытый от посторонних глаз, он мог остановиться на несколько минут. С трудом достал из мешка маленький кусок вяленого мяса. Поднес его к губам. Запах был едва уловимым. Он медленно откусил крошечный кусочек, тщательно пережевал его. Это была вся его еда до сегодняшнего вечера, если ему не улыбнется удача.
Прислонившись спиной к холодному камню, он закрыл глаза. Мысли текли нестройным потоком. Воспоминания о прошлой жизни снова всплыли, но уже не с ностальгической тоской, а с каким-то холодным, отстраненным ощущением. Будто это была жизнь другого человека, увиденная со стороны. Здесь, в этом лесу, в этой реальности, у него не было имени Алексей из России, не было уютного дома, не было будущего, наполненного привычными заботами и планами. Был только Алекс Аккерман (даже если он старался не думать об этом слове), потомок проклятого рода, носитель чудовищного знания, преследуемый, голодный, замерзающий.
Открыв глаза, он вдруг увидел это. Сначала он подумал, что это галлюцинация от усталости и голода. Между деревьями, метрах в тридцати от него, показалось что-то неестественное для дикого леса. Прямая линия. Четкая, ровная. Как… стена. Грубая, сложенная из неровных камней и бревен, покрытых мхом и лишайником. За ней, казалось, виднелась неровная двускатная крыша, придавленная сверху тяжелыми камнями, чтобы ее не снесло ветром.
Зимовье.
Дедов рассказ мгновенно всплыл в памяти. Да, именно так он его и описывал. Небольшое, затерянное в глуши, прикрытое густым лесом, невидимое, пока не подойдешь совсем близко. Чудо. С настоящей печью внутри, возможно, с запасом сухих дров! И главное — с четырьмя стенами, пусть и примитивными, которые могли дать укрытие от ветра и холода, а возможно, и от тех, кто мог еще бродить по лесу.
С осторожностью хищника, несмотря на слабость, Алексей медленно, бесшумно двинулся к обнаруженному убежищу. Он шел, замирая через каждые несколько шагов, осматривая местность вокруг, прислушиваясь. Сердце, до того вяло бившееся от усталости, снова набрало темп, отчеканивая учащенный ритм надежды и одновременно тревоги. Зимовье было в таком глухом месте — едва ли кто-то, кроме опытных охотников или тех, кто знал о нем, мог на него набрести случайно. Но его преследователи могли иметь и такую информацию, или быть опытнее, чем он предполагал.
Подобравшись совсем близко, Алексей прижался к стволу толстой ели, внимательно осматривая зимовье. Оно выглядело совсем заброшенным, часть бревен осела, покрытых плотным слоем мха и плесени. В оконном проеме зияла пустота — без рамы, без стекла, только провал. Дверь, сколоченная из неотесанных досок, висела на одной петле, чуть приоткрытая, обнажая чернильную темноту внутри.
Ни дыма из трубы. Ни звуков изнутри. Никаких свежих следов вокруг — старая листва и хвойная подстилка вокруг дверей были нетронуты. Казалось, зимовье действительно пусто.
Тем не менее, инстинкты кричали: «Будь осторожен!». Его опыт подсказывал — никогда не стоит верить первому впечатлению в таких местах. Убежище может быть и ловушкой.