Он двинулся вперед. Медленно, размеренно, стараясь не тратить силы понапрасну. Каждый шаг был усилием. Каждый вдох давался с трудом. Лес менялся. По мере продвижения на юг, деревья росли менее тесно, подлесок становился более разреженным, появлялись участки более светлые, с густой, пожухлой травой, достигавшей ему до пояса. Здесь было проще идти, но сложнее скрываться. Приходилось внимательнее выбирать маршрут, используя любые естественные складки местности, кусты или отдельные группы деревьев как укрытие.
Всё чаще начали попадаться отчетливые признаки человеческой деятельности, отличающиеся от тех старых, полуистлевших остатков в более диких районах. Яркие, свежие по цвету срезы на пнях, оставшиеся от спиленных деревьев. Участки, где лес был прорежен, проложены неровные, заросшие колеи — следы от повозок или саней, видимо, используемые местными для вывоза дров или других лесных продуктов. В одном месте он наткнулся на старую, полуразрушенную запруду на ручье — кто-то пытался регулировать сток воды или устроить пруд для разведения рыбы. Всё это говорило о приближении к обитаемым районам.
Эти следы цивилизации были и обещанием, и угрозой. Они означали близость людей, а значит, и возможность найти помощь. Но они же означали и риск быть замеченным. Его навыки выживания, унаследованная от его рода острота чувств позволяли ему двигаться, словно тень, почти невидимым даже днем, но это требовало постоянной концентрации и огромного расхода сил, которых у него почти не оставалось.
Голод мучил нещадно. Он сканировал землю глазами в поисках хоть чего-то съедобного — случайного гриба, забытой ягоды, корней, о которых знал дед. Но осенний лес был скуп. Пища, даже дикорастущая, была скрыта или уже уничтожена первыми заморозками. Мысль об охоте становилась всё навязчивее. Но как? С его снаряжением и в таком состоянии… Единственный шанс — если случайно наткнётся на очень мелкое и медлительное существо, или, например, птицу на гнезде (крайне маловероятно сейчас), или — неприятная, но возможная мысль — падаль. Он отгонял последнюю мысль, вызывающую отвращение.
Примерно к середине дня, пробираясь вдоль берега небольшого, неторопливого ручья, где трава была особенно густой и высокой, он вдруг услышал это. Сначала едва слышно, как жужжание насекомого. Затем чуть громче, сменяющееся, неровное… Звук топора. Четкий, ритмичный стук рубящего дерева. Звук человеческой деятельности, находящейся достаточно близко.
Алексей замер, сливаясь с густой прибрежной растительностью. Сердце, вяло бившееся от усталости и голода, внезапно сжалось и заколотилось в груди. Любитель одиночной вырубки в лесу. Лесоруб. Или… кто-то другой? Преследователи, имитирующие обычного дровосека, чтобы привлечь его внимание, если он услышит звук цивилизации и решит выйти из укрытия? Паранойя, рожденная днями бегства, подбрасывала самые худшие сценарии.
Он осторожно приподнялся над травой, стараясь не качнуть ветки и не зашуршать листьями. Вглядываясь сквозь переплетение стволов и ветвей в направлении звука. В нескольких сотнях метров, сквозь лес, он видел движение. Неясные силуэты людей. Двое или трое? Топор звучал периодически, перемежаясь с мужскими голосами, говорящими о чём-то обычном, мирном. Они не разговаривали вполголоса, не таились — это был обычный рабочий разговор.
Вроде бы не преследователи. По крайней мере, они не вели себя как те профессиональные ищейки. Слишком открыто. Но это не гарантировало безопасности. Любые незнакомые люди могли представлять угрозу в этом мире. Могли донести о появлении странного, потрепанного юноши, бродящего в лесу. Могли оказаться недружелюбными или даже опасными.
И всё же… У них была еда. И, возможно, знание дорог. А он умирал от голода.
В голове Алексея развернулся внутренний диалог. Рискнуть? Показать себя? Изобразить заблудившегося охотника или крестьянского сына из дальнего хутора, который потерял дорогу? Насколько правдоподобно это будет выглядеть? Его измождённый вид, промокшая и грязная одежда, его лицо, на котором отражались дни и ночи ужаса и лишений… Это будет трудно объяснить.
Но альтернатива? Продолжать голодать в лесу? С каждым часом его силы таяли, делая возможность добраться до обитаемых мест все более призрачной. С каждым часом он становился менее способен избежать реальной опасности, будь то звери, бандиты или его ищейки, если они настигнут его в таком состоянии.