Он отвернулся. Жалость к себе — непозволительная роскошь.
Сделав глубокий вдох, он шагнул под сень деревьев. Мгновенно его окутал мрак, еще более плотный, чем снаружи. Шум дождя здесь был иным — он глухо барабанил по густым кронам елей и сосен, а на землю падали лишь крупные, тяжелые капли. Под ногами была упругая, пружинящая хвоя, скрывавшая кочки и корни.
Первые несколько сотен метров он двигался почти на ощупь, полагаясь больше на память о знакомых тропах и звериных лазах, чем на зрение. Он старался не бежать, чтобы не нашуметь и не выдохнуться слишком быстро, но шел быстрым, размеренным шагом, постоянно оглядываясь и прислушиваясь. Его цель была — как можно скорее оторваться от деревни на значительное расстояние, чтобы к рассвету, когда его отсутствие обнаружат, он был уже далеко.
Он выбрал направление на северо-восток, углубляясь в лес, туда, где, по его расчетам, местность становилась более холмистой и пересеченной, что давало бы ему больше шансов запутать следы и скрыться от возможной погони. Лошадям там будет труднее пройти.
Дождь постепенно начал стихать, переходя в мелкую, назойливую изморось. Небо на востоке едва заметно начало светлеть, предвещая близкий рассвет, хотя до него было еще часа два-три. Алексею нужно было спешить.
Он пересек небольшой, но бурный из-за дождей ручей, бродя по ледяной воде почти по колено. Это должно было сбить со следа собак, если они у преследователей были. Одежда на нем уже не высыхала, холод пробирал до костей, но адреналин и напряжение не давали ему замерзнуть. Он думал о своих преследователях. Кто они? Просто наемники? Или члены какой-то тайной королевской службы, специализирующейся на поиске Аккерманов? Насколько они опытны?
Его Аккерманские способности давали ему преимущество в физической силе и выносливости, но он не был непобедим. Он был один, а их, как минимум, четверо, и они вооружены. Прямое столкновение было бы самоубийством. Только хитрость, знание леса и его уникальные инстинкты могли его спасти.
Примерно через час напряженного пути, когда он почувствовал, что достаточно удалился от деревни, он позволил себе короткую передышку. Нашел густую ель с низко опущенными лапами, которые создавали подобие укрытия от все еще моросящего дождя. Присел на корточки, прислонившись спиной к стволу. Дыхание было тяжелым, но ровным. Он достал из мешка флягу с водой — обычная вода, которую он всегда носил с собой, — сделал несколько глотков. Есть пока не хотелось.
Главное сейчас — не оставлять четких следов. Он старался идти по камням, поваленным деревьям, по участкам с густой травой или мхом, которые меньше деформировались под ногами. Он пересекал ручьи и небольшие болотца, петлял, менял направление, чтобы сбить с толку любого, кто пойдет за ним. Это была изматывающая игра в кошки-мышки, где ставкой была его жизнь.
Вспомнились лица Эрена, Микасы, Армина. Их решимость, их борьба. Он здесь, в этом мире, уже шестнадцать лет. Они там, на юге, еще дети, их жизнь вот-вот будет сломана. А он, зная это, вынужден спасать свою шкуру от каких-то безликих ищеек. Эта мысль добавляла горечи и злости. Злости на себя за бессилие что-то изменить глобально, злости на тех, кто заставил его бежать.
Но он гнал эти мысли. Сейчас главное — выжить. Если он выживет, у него еще будет шанс. Шанс добраться до них. Шанс предупредить. Шанс использовать свои знания. Пусть даже этот шанс был призрачным.
Небо на востоке посветлело еще немного. Скоро рассвет. Алексей поднялся. Ноги гудели от усталости, мокрая одежда неприятно липла к телу. Но он должен был продолжать. Преследователи, вероятно, уже обнаружили его исчезновение или обнаружат с минуты на минуту.
Он снова двинулся вглубь леса, теперь уже более внимательно выбирая путь, стараясь не оставлять зацепок. Его чувства были обострены до предела. Каждый треск ветки, каждый шорох казался ему шагами погони. Но пока позади была только тишина леса, нарушаемая лишь пением первых проснувшихся птиц да шелестом утреннего ветерка в кронах деревьев.
Лес был его единственным союзником и его единственным убежищем. И он должен был довериться ему полностью. Потому что за его пределами ждали те, кто хотел лишить его не только свободы, но и самой жизни. А жизнь Алексея Аккермана, как он теперь понимал, была не только его личным делом. Она была связана с судьбой этого обреченного мира невидимыми нитями его знаний.
Чернила ночи еще не выцвели полностью, когда Алексей углубился в самые недра Медвежьего Угла. Лес принял его, как старого, хмурого друга, скрыв своей многовековой тенью. Морось превратилась в мелкий, противный дождь, который висел в воздухе густой пеленой, делая дальние предметы размытыми и искаженными. Свет изливался из-за горизонта не полосой рассвета, а скорее постепенным растворением тьмы, превращением ее в однотонную, бесцветную серость, одинаковую и на небе, и на земле, и в самой душе.