Хоть Дайнис и завершил свою речь весьма изящно, председатель остался недоволен.
- Если тебя слушать, получается, что нам и собираться не стоило. Значит, продолжать в том же духе, и ладно? Петь старую песню?! А? Так тебя понимать?
- Насчет марша, - ответил Дайнис, - беру вину на себя - мне так написалось. А Дилидон даже сердился...
- Сперва сердился, потом согласился! - крикнул Бульбук.
- Ладно. Надоел этот, сочиним другой...
Потом слова попросил Мураш, который все время молчал и беспокойно щипал мох.
- Я - коротко, - сказал он. - Надо учиться у природы, а эти наши споры - просто, чтобы лясы поточить... Любая тварь при виде человека убегает и кричит каждому, кого встретит: "Эй, прячьтесь!" Кто ни крикнет - зверь или птица, большой или малый - эти слова понятны всем: "Эй, прячьтесь!" Ясно же, что с человеком не повоюешь, а дружить с ним - все равно, что служить ему.
- Можно словечко? - крикнул Дайнис.
- Пожалуйста, - разрешил Оюшка.
- Смотря как служить, - Дайнис подчеркнул слово "как". - Даже канарейки, не говоря уже о лошадях, собаках, кошках да пчелах, делают людей друзьями. Не всех, конечно, но некоторых людей именно животные делают людьми!
- Не знаю... - развел руками Мураш. - Если нам хочется стать канарейками, то Мудрик, пожалуй, добился своей цели, и нам незачем его спасать. Но для меня нет ничего страшнее, как видеть птицу или белку, или другого зверька в клетке. Лучше погибнуть, чем своими мучениями радовать того, кто тебя пленил.
- Верно! - крикнул Бульбук, да так громко, что даже Ворон на вершине ели вздрогнул.
- Ну что ты кричишь?.. - пожурил Бульбука Оюшка. - Хочешь, чтобы, услышав тебя, звери задрожали и закричали: "Эй, прячьтесь!"?
- Вот именно!.. - подхватил Мураш. - Бульбуку порой хочется, чтобы все его боялись. Я предлагаю держаться середины: давайте по возможности делать добро, но не забывать и о лозунге: "Эй, прячьтесь!"
Мураша поддержал Дилидон, - он сказал, что ему нечетко добавить. Гномам следует соблюдать осторожность, но для освобождения Мудрика все-таки стоит воспользоваться услугами Расяле. Кто, как не она, откроет замурованный леток?
- Нет! - запротестовал Бульбук. - Мы не вправе больше рисковать своими. Завтра смастерим какой-нибудь инструмент, призовем на помощь Ворона, Ежа и, как только стемнеет...
"...в поход!" - хотел добавить Бульбук, но наверху неожиданно каркнул Ворон:
- Эй, прячьтесь!
Повторять не пришлось. Когда по лесной тропе приблизились Джим и Микас, несшие в торбе кота, гномы уже скрылись в чаще. Одни бежали, испугавшись неожиданного крика, другие радуясь, что подвернулся случай кончить надоевшие споры.
СКАЗКА О ДВУХ КОРОЛЯХ
После резкого разговора с гномом, Гедрюс в тот день больше не подходил к улью, и Мудрик призвал всех узников немедленно взяться за работу. Полосатая гусеница перестала стонать и прилежно пряла нить для своей постельки, а мышь сгрызла еще орех и принялась за стенку улья. Доска попалась толстая, но из мягкого дерева, и, по расчетам ученого, до утра, самое последнее до полудня, мышь должна была прогрызть ее насквозь.
И вот вечером, когда по крышке барабанил дождь, а в улье кипела работа, Мудрик неожиданно услышал шаги и таинственное шушуканье. Это были Микас с Джимом. Они сняли крышку улья и принялись вытряхивать туда из торбы пленника. Кот Черныш, которому понравилось в мешке, царапался, мяукал и долго не давался. Наконец они закрыли улей крышкой и, хихикая, убежали. Кот, даже не осмотревшись, куда он попал, завыл и заметался между рамами.
- Ой, полегче! Ты здесь не один! - предупредил его Мудрик, потому что кот одним ударом хвоста вышиб у него из рук книгу. Черныш в ответ подцепил когтем гнома за шиворот и, ощерившись, процедил сквозь зубы:
- А ты кто такой?
- Сам видишь... - ответил Мудрик. - И не вздумай срывать злость на нас!
- А вот и вздумаю!.. - пригрозил кот.
- Пусти! - повелительно сказал гном. - Мы такие же узники, как и ты.
- Но меня-то за что? За что меня сюда упрятали? - вопил кот, в отчаянии заглядывая в леток. - Сколько себя помню, все меня уважали и ласкали. Никаких пакостей я людям не делал... Эй ты, малявка! Слышишь, что тебе говорят?
- Слышу. И не кричи так, пожалуйста. А то уши лопнут.
- И пускай лопнут! Хорошо тебе, если знаешь, за что сидишь... Эй, на по-омощь! Лю-юди! - выводил Черныш.
Вопил он, однако, не теряя достоинства. В его завываниях слышалась нотка горечи, и, как всякий хороший певец, Черныш завершил свою арию душераздирающим воплем:
- По-моги-ите! Не вино-вен я...
- Браво! - захлопал в ладоши Мудрик. - Брависсимо!
- Тебе-то хорошо, - снова сказал кот. - Видать, знаешь, за что сюда попал.
- Если тебе от этого станет легче, - ответил ученый, - я могу сказать, в чем можно тебя обвинить...
- Неужели... - не то удивился, не то пригрозил кот.
- Говоришь, любили тебя, ласкали... - стал объяснять Мудрик, заслонив собой сомлевшую от страха мышку. - Спрячь-ка для начала когти и скажи, уважаемый, любил ли ты сам хоть кого-нибудь?
- Люби-ил... - нетвердо протянул кот.
- Правда?.. Всех людей и животных побольше себя ты делил на полезных и бесполезных. А всех, кто тебя меньше, - на съедобных и несъедобных. Разве не так?
- Сейчас я тебе отвечу, отве-ечу... - пообещал кот и поточил о раму когти.
- Наловчился мурлыкать, - продолжал Мудрик, - да ластиться, чтобы хозяйка налила тебе молока или чтоб Микас почесал за ухом. А если кто брал тебя за лапу, она казалась такой мягонькой, даже мягче хвоста.
- Мне приходилось втягивать когти! - крикнул Черныш. - Я любил людей и буду любить - только б меня выпустили!
- Только б выпустили да молоком угостили... А вылакаешь мисочку - хвост трубой, и любви конец. Мурлычащий моторчик выключен - и все.
Тут Черныш даже рассмеялся - очень уж точно Мудрик его описал.
- А вот пес - он действительно любит. Сытый или голодный, бьешь его или гладишь - пес лицемерить не станет и тебя не предаст.
- Он - раб! Холуй! Ничтожество! - злобно ворчал кот.
- Сомневаюсь... - покачал головой Мудрик. - Это твоя дружба больше смахивает на угодничество. Только не сердись, пожалуйста... Можно и так сказать: твоя ласка - это плата человеку за кров и еду.