Едва троллейбус подъехал и распахнул двери, они высыпались из него и понеслись к электричке, подхватив запаниковавшего было Мальчика. Он на бегу тихонько бранился, но скорее от пережитого волнения и не успевшего отхлынуть напряжения, нежели от действительного раздражения. Только они успели войти в вагон и занять места, как объявили отправление. И электричка стояла еще минут десять. Что называется – можно было не мчаться:
- Я же тебе говорила, что успеем, - сказала Она Мальчику.
- Знаешь, я довольно глупо чувствовал себя, стоя с рюкзаком, гитарой и четырьмя детскими и двумя взрослыми билетами в кармане рядом с электричкой, которая вот-вот тронется. А вас все нет и нет.
- Извини, так получилось. Ненамеренно. – Примирительно сказала Она.
- Да ладно. Главное – мы в электричке.
Вагоны с грохотом дернулись, застучали колеса, в окнах замелькали вокзальные постройки, деревья, столбы, дома. Вскоре разнообразие пейзажа сошло на «нет», сменившись традиционным лесным массивом по обеим сторонам дороги. Дети, привычные к путешествиям, спокойно занимались своими детскими делами – глазели в окно, фантазировали, читали, жевали пряники. Она сидела рядом с Мальчиком. Раньше Она никогда не оставалась с ним наедине. Он оказался очень интересным собеседником. Говорили о музыке, о любимых группах, о поэзии. Он достал большую толстую тетрадь и попросил ее посмотреть некоторые его тексты и высказать свое мнение. Тексты были хороши, и говорить об этом было легко и приятно. Для приличия Она наковыряла пару поводов поразмышлять над точностью рифм и отточенностью образов, хотя это было вовсе не обязательно.
Стихи явно разбудили в нем воспоминания, и Мальчик начал смущенно рассказывать о том, как ездил туда-то или туда-то, о случаях забавных и лиричных, произошедших там, и о юных феях, в разное время владевших его сердцем и думами. Такой искренний, такой ранимый. Она привыкла видеть его сдержанным, застегнутым на замочек, как портфель профессора секретного научно-исследовательского института. И сейчас была крайне удивлена, что он выбрал для откровений именно ее. Почувствовала себя древней Сивиллой, которую уже не стесняются ни юноши, ни девы, и немного расстроилась. Впрочем, подумалось тут же, что, возможно, ему просто не перед кем открыть душу, а путешествие, постукивание колес, покачивание вагона располагают к такого рода разговорам.
Так, за искренними беседами не заметив мелькнувших часов, добрались до места и выгрузились на станции. Подъехал Старший, сразу стало шумно и суетно. По-хорошему шумно и по-хорошему суетно. Вот только обаяние исповедальности, испытанное ими в пути, растаяло, улетучилось без следа.
Хотя, нет, след, безусловно, остался. Ведь нельзя же просто так взять и стереть из памяти два с половиной часа доверия и откровенности. Они окутали их незримым покровом общей тайны, заставляли бросать друг на друга осторожные взгляды: не жалеет ли он, что открылся, не станет ли Она относиться к нему иначе, не боится ли он, что Она выдаст его секреты…
Фестивальная поляна оказалась довольно просторной и заселена была не слишком густо, хотя малолюдной все-таки не была. Дружно принялись обустраивать быт. Общение у костра в компании единомышленников, как всегда, было непринужденным, раскованным и приятным. Правда, Она заметила, что Мальчик как-то иначе вслушивается в ее байки, как-то более остро реагирует на звук своего имени, когда Она обращается к нему.
Засиделись почти до рассвета. Уже погас костер, и угли перестали алеть. Дети давно спали в палатках. Причем ее дети, против обыкновения, на этот раз устроились так, что Она могла бы притулиться разве что у самого входа. И Мальчик предложил ей переночевать в своей:
- Места хватит. А дети пусть уж спят, как улеглись, не буди их.
Она посмотрела в его глаза и улыбнулась. Утренняя прохлада заставляла уже вполне ощутимо дрожать, и перспектива спать у входа в палатку, ничем не укрывшись, действительно, не радовала. Поэтому отказываться от предложения Мальчика не стала, хотя оно и было несколько странным и могло показаться нескромным.
Может, палатка и не ахти какой дом, но вполне надежная защита от ночной прохлады и утренней росы. А если завернуться в спальник и прижаться друг к другу, то становится и тепло, и уютно. Спать совершенно не хотелось. Родившиеся утром доверие и искренность снова забили крыльями, зажгли искры в глазах, потребовали открыть сердца и говорить, говорить. О жизни, о книгах… Да-да, о книгах, о том, что увлекает, чарует, завораживает. Они рассказывали друг другу сказки. Взрослые, но все-таки сказки. Увлеченно, взахлеб. Смакуя, почти цитируя любимые моменты. Сияя взорами и улыбаясь.